Оружие возмездия - [68]

Впрочем, я, кажется, говорил – у нас в парке кто-то забыл танк.

Как именно строились отношения с соседями на высшем уровне, мы не знали, и знать не хотели. Поэтому если Крот сказал, что с нашей стороны забора – наша сторона забора, оставалость только ему поверить и впасть в меланхолию. Бригаду ожидал цирковой аттракцион. В нее должны были вернуться офицеры, выдернутые из-за воскресного обеденного стола.

– Посыльных ко мне, – распорядился Крот, – остальные бегом в столовую. Водитель дежурной машины сразу из столовой в парк, грузить краску. И поешьте как следует, ребята. Возможно, ужинать вам не придется!

Он сел к городскому телефону, снял трубку и поглядел на нее так, будто держал в руке гадюку.

Поели мы как следует. Переоделись в рабочее. Молодежи приказали отдыхать пока. Сняли с петель «калитку» – решетчатые ворота, закрывавшие проем в заборе между нами и ракетчиками. И набросились на щиты наглядной агитации. Разнесли в пух и прах это ржавое железо, только клочья полетели. Подогнали самосвал, зашвырнули в него бетонное основание и остатки рамы. Особенно усердствовал художник Витя, который год назад щиты расписывал. За последнее время он сильно прибавил в технике рисования и давно уже на щиты косился недобрым глазом.

Начали подходить офицеры. Те из них, кто не успел надраться до поросячьего визга, были пьяны в зюзю, дупель, сосиску и прочие интересные места. Наш Минотавр то строил зверские рожи, то хохотал до слез. А в короткие минуты просветления тяжело вздыхал.

Пявился грузовик с бочками уставной серо-стальной краски и охапками половых щеток. В кузове стоял бухой прапорщик Козолуп.

– Да здравствует Советская Армия, гроза капитализма! – орал он. – Ударим покраской заборов по агрессивным проискам блока НАТО! Ура, товарищи!

Старослужащие взяли кисти и начали очень медленно и невероятно тщательно красить бордюрные камни. Понятно было, что до ночи они с задачей справятся, но при этом надорвутся на всю оставшуюся жизнь.

Молодежь похватала щетки, окунула их в бочки и яростно атаковала забор. Энтузиазм подогревался грамотным инструктажем.

– Уясните, что вы сейчас работаете только для себя, – сказал молодым страшный сержант Тхя. – Потому что пока не закончите, спать не ляжете!

Вечерело. Чавкала краска. Мат уже не раздавался – он стоял. Приехал оценить размах бедствия полкан. Из машины не вышел, наверное, трудно ему было. Передал через замполита призыв биться насмерть.

Подполковник Миронов откликнулся на аврал неформально. Позвонил и объяснил, что у него жена неделю не трахана, и если его не перестанут отрывать от дела, он придет и затрахает всю бригаду, а завтра трахнет до кучи самого маршала Язова. А коли вверенный ему пушечный дивизион нуждается, чтобы выкрасить какой-то сраный забор, в мудром руководстве целого подполковника – тогда дивизион придется трахнуть в особо циничной форме… Поэтому командовать фронтом работ первого дивизиона прибыл неженатый капитан Черемисин.

– Слышь, ты, чмо! – говорил он ленивому маляру. – Вот сейчас меня доведешь, и я ка-ак дам тебе в лоб! Ты очухаешься после обморока, побежишь жаловаться. А я предъявлю справку, в которой написано: у капитана Черемисина динамическая невралгия на почве подрывной контузии. И полкан вместо того, чтобы меня отругать, должен будет выбить мне путевку на две недели в пансионат. Так что ты лучше не выпендривайся, уж больно соблазн велик…

Забор домучивали в свете автомобильных фар. Офицеры сгоняли прапорщика за водкой и заливали ею расстройство по бездарно прошедшему выходному. Деды сидели в кустах и поражались идиотизму происходящего. Раньше первое место в хит-параде армейского дебилизма занимал приказ ракетчикам посшибать на газонах все одуванчики. Мы с ними тогда чуть не подрались, когда увидели, как целая рота фигачит прелестные желтые цветочки ремнями. «Да нам самим противно это делать, – объяснили ракетчики. – Но командир сказал – чтобы газоны выглядели однообразно!». Ох, поганое слово «однообразно»! Армия – единственное место, где в него вкладывают положительный смысл.

Не помню, когда покраска закончилась, и кончилась ли она вообще. Помню только, что в понедельник министр приехал не к нам, а на совсем другую «площадку». Огляделся и заявил, что на казармах неправильно висят таблички. Надо их перевесить на уставную высоту в полтора метра.

На следующее воскресенье я попросился в увольнение. Решил напомнить себе, что за забором – чтоб он упал! – должна, по идее, быть какая-то другая жизнь. Хотя бы относительно разумная.

В город мы ходили через квартал частных домов. Первый же гражданский, попавшийся мне на глаза, увлеченно красил штакетник.

ГЛАВА 19

Солнечным июльским утром по приднепровской степи ехал грузовик «Урал». Машина совершала непонятные эволюции – то притормозит, то ускорится, то примет вправо, то влево. В кузове грузовика стоял офицер с биноклем. Иногда офицера подбрасывало на кочках, и тогда сидящие вокруг солдаты придерживали его.

Наконец машина перестала дергаться и целеустремленно рванула вперед. Затормозила, окутавшись пылью, у неприметного бугорка. Офицер и солдаты уставились вниз, свесившись через борт.