Оруэлл - [61]

«— Посовременнее? Может быть, например, Барбару Бедворти? Читали вы ее “Почти невинна”?

— Ой нет, она всё “рассуждает”. Я это ну никак. Мне бы такое, знаете, чтоб современно: сексуальные проблемы, развод и всё такое.

— Современно, без “рассуждений”? — кивнул Гордон, как человек простецкий простому человеку.

Прикидывая, он скользил глазами по книжной кладке; романов о пылких грешных страстях насчитывалось сотни три, не меньше».

В основу сюжета отчасти биографического романа «Да здравствует фикус!», написанного в 1936 году, должны были лечь душевные переживания и раздумья молодого, не очень талантливого, но амбициозного поэта, вынужденного работать в книжном магазине. Тут и пригодились Оруэллу поэтические наброски, которые он время от времени включал в ткань повествования в качестве стихов главного героя.

На английском произведение называется «Keep the Aspidistra Flying» (букв. «Пусть аспидистра продолжает летать»), Когда через много лет роман переводился на русский язык, возникли трудности. Название должно было символизировать торжество мещанских привычек, отождествляемых Оруэллом с комнатными растениями, за которыми хозяева всячески ухаживают. Таким в представлении автора была аспидистра — требующее заботливого ухода растение семейства лилейных с прикорневыми вечнозелеными кожистыми листьями и мелкими цветочками на коротких цветоножках. Но в России аспидистру знали плохо, и переводчик В. Домитеева, не мудрствуя лукаво, заменила ее другим растением, в результате чего возникли варианты названий; сначала — «Да будет фикус!», а затем — «Да здравствует фикус!». (В разных культурах представление о фикусе различно. Китайцы, например, считают его весьма благородным растением, символом просветления, ибо, по легенде, сидя именно возле фикуса, Шакьямуни превратился в Будду. В российской же образованной среде фикус часто представляется символом мещанства.)

Гордон Комсток стремится пробиться через заслон литературной клики, которая, заслуженно или нет, всячески препятствует признанию его таланта. Подобно самому Оруэллу, его герой возмущается отсутствием у лондонских жителей самого разного социального положения и уровня образования подлинного интереса к духовной жизни, их сосредоточенностью на «материальном». Он негодует по поводу продажности, коррумпированности общества и находит утешение в мире духовной радости, где высшим наслаждением является высокое искусство. Его возлюбленная Розмари мечтает выйти за него замуж. Комстоку, однако, чужды мысли о браке, многолетней совместной жизни, потомстве, устройстве семейного гнезда.

Автор почти беспощаден к своему герою, происходящему из семьи, для которой характерны вялость, обшарпанность, невзрачность: «Все Комстоки, казалось, были обречены запуганно таиться по своим норкам. Абсолютное неумение как-либо действовать, ни грана храбрости куда-либо пробиться, хотя бы в автобус. Все, разумеется, безнадежные дурни насчет денег». Приглушенный сатирический характер (ибо автор не лишен чувства сострадания к главному персонажу) носят описания неадекватности оценки собственных способностей, нерешительности, которую не в состоянии скрыть искусственная поза, а временами грубость, боязни всех, от кого он находится или даже может оказаться в зависимости, включая хозяйку квартиры.

Последняя внезапно оказывается неким символом всего того, что ненавидит и чего боится Гордон. Он тщательно скрывает от нее, что осмеливается пить чай в своей комнате (согласно договору аренды это строжайше запрещено), и прячет «улики» с повадками заправского мошенника.

Нерешительность, если не сказать ничтожность, Гордона проявляется и в том, что он оказывается неспособным присоединиться к какому-либо левому политическому движению. Впрочем, в этом вопросе автор явно оправдывает раздражение героя по поводу всех социалистических течений, его отречение от «греха юности», когда он участвовал в выпуске подпольной газеты «Большевик», восхвалявшей социализм и свободную любовь.

Некоторые рецензенты воспринимали книгу как исповедь писателя. На самом деле лишь общая направленность изложения напоминала коллизии автора, в основном внешние, связанные с работой в книжном магазине. В то же время высказывания Гордона были эффективным инструментом полемики Оруэлла^{276}. Писатель занимал двойственную позицию по отношению к обществу «материального благополучия»: в принципе осуждал «несправедливое» распределение благ, но в то же время дал своему герою возможность пользоваться покровительством миллионера Рейвелстона. Негодующие ремарки Комстока по поводу «лондонского материализма» направлены не против существующей социально-экономической системы, а против ее порождения — примитивной массовой культуры. Более того, в его суждениях проскальзывают нотки зависти. Именно в таком духе он говорит о «старых отелях, которые торчат на всех дорогах и заполнены брокерами, вывозящими своих проституток на воздух в воскресные дни». В то же время Гордон теперь решительно отвергает социализм, представляя его себе явно гротескно, в духе сатирического романа Хаксли «О дивный новый мир»: «Четыре часа в день на образцовом производстве, затягивая болт номер 6003. Брикеты полуфабрикатов на коммунальной кухне и коллективные экскурсии от дома, где проживал Маркс, до дома, где проживал Ленин, или обратно. Клиники абортов на всех углах. И всё отлично по всем пунктам! Но не хочется».