Оруэлл - [38]

Здание в Уигане, названное именем Оруэлла

Макс Плауман и

Ричард Риз, редакторы журнала «Адельфи»

Журнал «Адельфи» с первой статьей Блэра «Гвоздь». Апрель 1931 г.

Отряд ПОУМ в Барселоне во время гражданской войны в Испании

Эйлин Блэр приехала к мужу (самый высокий) на Арагонский фронт. Март 1937 г.

Эрнест Хемингуэй одновременно с Блэром был в Испании. 1937 г.

Блэр с членами Независимой рабочей партии после возвращения из Испании. Август 1937 г.

Краткий отдых в доме Мейбл Фирц в Хампстеде

Не везет так не везет…

После выписки из больницы прошло совсем немного времени, и Блэр оказался в катастрофическом финансовом положении, так как его обокрала некая девушка вольного поведения, которую он подобрал в одном из дешевых кафе и с которой провел несколько ночей. Любопытно, что позже Эрик говорил знакомым об этом случае добродушно, даже с оттенком сочувствия и симпатии к юной проститутке и воровке. Мейбл Фирц вспоминала: «К вопросу о девушках, он однажды рассказал, что из всех девушек, которых он знал, прежде чем встретил свою жену, ему больше всего понравилась маленькая проститутка, которую он подобрал в кафе в Париже. Она была красивой, у нее была фигура, как у мальчика итонской породы, и она была желанной во всех отношениях. Так или иначе, но в течение какого-то времени у него была связь с этой девушкой, но наступил момент, когда он возвратился в свою комнату, а эта великолепная особа испарилась со всем его имуществом. Со всем его багажом, и деньгами, и вообще всем»^{179}.

В полицию Блэр не обратился, то ли считая это бесполезным, то ли пожалев девушку. Помощью тети он снова не воспользовался, потому что потребовалось бы объяснять ей, что именно произошло. Пришлось увеличить время работы (с лета 1929 года он проводил за мытьем посуды до четырнадцати часов в день), заложить в ломбард, а затем продать за гроши почти всю скудную одежду. Он даже вынужден был отдать в залог свой «парадный» костюм, оказавшись, таким образом, в заколдованном круге: не имея работы, он не мог выкупить свои вещи, а в обшарпанной одежде не мог рассчитывать найти приличную работу. Эрик стал настоящим нищим, тем самым, познать жизнь которых он пытался всё это время.

Если раньше он тратил 13 франков в день, и это были очень скудные расходы, то теперь был вынужден сократить сумму до шести франков. Погрузившись в среду парижской нищеты, испытывая все трудности, связанные с безденежьем, Блэр в то же время отделял себя от окружающих. Он ни разу не прибегал к чьей-либо помощи, но чувствовал некую опору за своей спиной — в этом городе жила хорошо относившаяся к нему зажиточная родственница; в крайнем случае он мог возвратиться на родину, где нашел бы какое-то занятие (что позже действительно произошло). Несмотря на крайнюю бедность, Эрик в душе оставался итонским аристократом. Однажды он купил на последний франк литр молока, но когда кипятил его, заметил попавшую туда мошку. Ни секунды не колеблясь, он вылил молоко в раковину. Природная брезгливость оказалась сильнее голода. В книге очерков о парижских и лондонских низах Блэр позже писал, что человек, проведший неделю на хлебе с маргарином, «уже не человек; это только живот с несколькими вспомогательными органами». В «желудок с дополнительными органами» Эрик не превратился^{180}. Невозможно представить себе, чтобы кто-то из бедняков, рядом с которыми жил Эрик Блэр, расстался бы с кастрюлей молока.

Парижские перипетии сводили Эрика с самыми разными людьми, ставили его в разнообразные ситуации. Однажды он познакомился с русским белоэмигрантом Борисом (для большей важности представлявшимся офицером «второго сибирского полка»), который, будучи, как и он сам, нищим, пытался рассматривать окружающую среду с высоты своего прошлого командного армейского положения и аристократических манер (до мировой войны он снимал, по его словам, номера-люкс в отелях «Эдуард VII» и «Скриб», где теперь служил ночным сторожем) и не мыслил ни о чем другом, кроме победоносного возвращения в бескрайние русские просторы и жестокой мести большевикам. Это был поистине трагикомический образ.

В другой раз Эрик оказался среди каких-то мошенников, которые пытались представить себя неким «тайным коммунистическим обществом», замаскированным под общественную прачечную. Они собирали одежду для неимущих и затем продавали собранное. По этому поводу один из биографов Оруэлла замечает, что писатель с более богатым воображением, например Г. Честертон, превратил бы этот эпизод в целый детективный роман^{181}. Но творческого воображения и у Блэра было достаточно. Он рассказал об этом случае не в романе, а в сборнике автобиографических очерков «Фунты лиха в Париже и Лондоне»[22], в котором стремился быть максимально лаконичным и близким к фактической стороне дела.

Несмотря на нищенское существование, Блэр упорно продолжал писать, сидя за обшарпанным столом, хотя бы по два-три часа поздно вечером, измученный тяжким физическим трудом, но полный планов и надежд на успех. Блэр отнюдь не собирался ограничивать свои профессиональные занятия публицистикой. Он совершенствовал писательское мастерство, пробовал силы в рассказах. Однако ни рассказы, ни два написанных им в то время романа его не удовлетворили. Он считал их слабыми, не заслуживавшими публикации. Позже все эти произведения были им уничтожены. Об этом известно с его собственных слов, а также со слов людей, с которыми он сталкивался в Париже