Орнитоптера Ротшильда - [35]

Как на грех я тогда еще был вполне каторжно «нагладко» острижен — зачем-то стригся так по инерции до второго курса института! И тут со своей стрижкой, временным паспортом и временным читательским билетом был-являлся, сами понимаете, инородным организмом, почти никак не вписывающимся в почтенную Государственную публичную имени Виссариона Григорьевича Белинского.

Этот странный, дикого вида подросток в кирзовых ботинках и дрянном синем костюме искал-выкапывал в каталоге не менее странную книгу: «Зоогеографию» профессора Пузанова. Почему-то никак не верилось, что она в библиотеке есть. И она появилась, даже с тем же полосатым бурундучком на обложке. Та же самая и все-таки будто не та. Она была словно моложе, чище, новее, но., не роднее. Должно быть, вот диво! — ее никто, ни разу не востребовал. Не читал. Открытие поразило. Неужто никто не захотел ее читать?!? Как бы там ни было, я взял светло-коричневую книгу, с трудом нашел свободное местечко в зале и принялся читать. Однако, почему в этом переполненном читающими, листающими скучном зале… «Любите книгу, источник знания. Она поможет вам…» «Всем хорошим во мне я обязан книгам». «Без книг — тяжко»… Почему в этом зале «Зоография», желанная «Зоография», оказалась тоже скучной, не читалась, не ложилась на душу так, как раньше? Была она вовсе не моя. И совершив к Пузанову еще одно-два паломничества, я прекратил хождение в «государственную публичную библиотеку», где (так казалось) на меня смотрели лишь как на мелкого жулика, вот-вот готового что-то «свиснуть». Та книга оказалась не нужна и мне. И, помнится, я злорадно порвал и выбросил свое временное читательское удостоверение с твердым намереньем никогда больше не заглядывать в библиотеки.

Конечно, я нарушал клятву. Редко, но уж совсем взрослым и уже писателем, я приходил сюда за другими книгами. Мне даже оформили абонемент № 1, с правом брать книги на дом. Теперь в библиотечном каталоге под моей фамилией значился целый раздел. Но и тридцать лет спустя, меня встречала та же ворчливо-гневная, как бы каменно-вечная Зоя Григорьевна. Она не изменила своего отношения ко мне, — «какой он писатель, если живет не в Москве и если нет у него, не значится под номером каталога толстых романов «Заре навстречу» или «Я твой сын, Россия!» Все это легко читалось в презрительных глазках фурии. Ей и теперь казалось святотатством выдавать мне, почти нахалу, драгоценные книги с библиотечной наклейкой и штампом: «Городская государственная публичная имени…»

А чтобы завершить рассказ о книге профессора Пузанова, я прибавлю, как однажды — было это в конце пятидесятых годов — зашел в низенький, известный всем горожанам, а особенно книголюбам (странное слово, вполне сходно с понятием водолюб — черный большой жук, — а есть еще водолюб малый черный, который большим никогда не становится) магазин «Бук-книга» с его обычным тленным запахом книг былых, старых, старящихся, вовсе не молодых, а также пытающихся сохранить незахватанную свежесть, что им, как женщинам «из вторых рук», никогда не удается. Бегло, привычно оглядывая их, — скрепя сердце, иногда покупал такие книги, — я вдруг увидел лежащую в витрине «Зоо-гео-гра-фи-ю»! Все ту же самую, светло-коричневую. И «проф. И. И. Пузанов» было вдавлено на переплете. Сказать, что я бросился в кассу — ничего не сказать. Медленно, будто подбираясь к редкостной бабочке-орнитоптере и боясь ее вспугнуть, — улетит не поймаешь, — медленно-медленно и, не сводя глаз с книги, я, как можно увереннее, глянул на продавщицу и попросил дать мне книгу. Мне все казалось, что «Зоогеографию» вдруг кто-то возьмет, опередит или уже ушел платить. Я решил, что ни за что не выпущу ее из рук! Не отдам никому! Но продавщица совсем равнодушно сунула-подала мне ее. В ко всему надоевших косметических глазах не мелькнуло и тени интереса. Есть такие девушки, сплошь состоящие из одного безучастия. Я открыл книгу, чтобы, кажется, взглянуть на бурундучка. Он был на месте. Взглянул на цену и, сказав: «Я беру! Отложите, пожалуйста», — отправился в кассу. Так через двадцать лет «Зоография» вернулась ко мне, чтобы встать на самом почетном месте в моей библиотеке.

Двадцать лет! За эти годы из стадии восхищенной миром восторженной личинки я превратился в озабоченного этим же миром и уже битого жизнью человека, я прошел уже первичное самоутверждение — работал учителем, обрел семью, должен был зарабатывать деньги, которых мне вечно не хватало и которых ради я трудился даже на двух работах, коль не считать третьей — творческой. Все шло своим чередом. «Зоогеография» благополучно стояла на полке. И, казалось, ждала своего часа. Сказать, что теперь, обладая ею, я стал к ней равнодушен, не могу совершенно. Нет. Теперь она тепло грела меня, и временами я принимался за ее чтение с тем наслаждением, какое неведомо мне при чтении любой другой книги. Я давал себе слово прочесть ее вновь, всю, по порядку, страница за страницей, обдумывая и даже записывая самое главное. И ни разу не осуществил желания до конца. Дела отвлекали и, в конце концов, книга ставилась на свое прежнее месте, и опять по мне словно шло ее прекрасное здоровое дыхание — мудрости и знания. То, что книги живут и дышат, известно всем, то, что они греют и умудряют — известно тоже. Вот почему я не мыслю своей жизни без книг и если даже не читаю их всех — теперь просто невозможно — они нужны мне для ощущения духовного и даже физического здоровья и равновесия. После же «Зоогеографии», прочитанной мною на пороге отрочества, я прочел и перечел, наверное, тысячи книг, в их числе сотни философских и объясняющих устройство мира. Но почему все они, вместе взятые, головоломно сложные и взыскующие как будто к высшим истинам, не заменили мне этой одной» не родили такого обилия ответных мыслей?