Орнитоптера Ротшильда - [24]
— Пусть будет по-твоему, — сказал я, — но, думаю, что в Новый свет репейница перебралась самостоятельно. Через Атлантику она могла перелететь, используя цепь островов, теперь уже исчезнувших, как потонувшая Атлантида, и, кроме того, могла ведь распространиться через тундру. Чукотка. Аляска. А дальше благодатные места вплоть до мыса Горн. Эта шустрая бестия действительно сотни раз попадала мне в сачок на Амазонке, где я ее тотчас с досадой выпускал. Будь Антарктида чуть потеплей, она добралась бы и туда. Барон Ротшильд утверждал, что в Африке репейницы полным-полно, и они не отличаются в видовом отношении от английских. Но ты упомянул о Суматре и Борнео! Как я завидую, что ты побывал там!
— Да. Суматра это, пожалуй, самый дикий, малонаселенный из островов Зонда. Он так огромен, что даже не кажется островом, подобное же можно сказать о Борнео и Новой Гвинее. Нет сомнения, что первые две — части азиатского материка, гигантский мост суши, некогда тянувшийся, может быть, очень далеко в океан. Вокруг этих островов везде мелководье и такая бездна жизни. Все кипит! Раки, крабы, медузы, рыбы всех расцветок, кораллы, анемоны[17], моллюски. Моллюски, Генри, здесь бесподобны! Ты видел, конечно, мою коллекцию раковин. Я привозил несколько тысяч. Какие там встречаются гигантские тридакны[18], — не менее тысячи фунтов весом, а конусы — всех расцветок, вплоть до мраморной, например, Мармореус! Почти все конусы страшно ядовиты, и малайцы предупреждали меня об этом, когда я собирал раковины во время отлива. У конуса есть ядовитое щупальце, и он может ужалить не хуже кобры!
— Я слышал об этом.
— И тем не менее, раковины их — чудо расцветки! Я гонялся за ними повсюду, покупал на всех рынках, в лавчонках китайцев, где можно найти все, от эликсира жизни до приворотного зелья. У торговцев жемчугом и кораллами я раздобывал самые ценные конусы. У меня именно оттуда есть конус «Слава Индии»[19], правда, с меня содрали чудовищную цену. Но более всего острова богаты бабочками. На Суматре я не только пополнил собрание конусов, но добыл немалое количество никем еще не описанных бабочек-нимфалид. Если самыми крупными бабочками, типа орнитоптер, Суматра не богата, то нимфалид, белянок, сатиров на ней пропасть! Этот остров занимает первенство, по меньшей мере, во всей ЮгоВосточной Азии. Я знаю по твоим коллекциям, какое богатство ярких, пестрых многоцветных бабочек-нимфалид представлено в Бразилии и в Перу, а также знаю, что их много в Африке, в Камеруне, прекрасные нимфалиды есть на Новой Гвинее, но на Суматре водятся гиганты среди этих бабочек, каких нет нигде в Азии[20]. Так однажды ранним утром я, отправившись на свою обычную экскурсию по сбору животных, шел вдоль берега ручья — я люблю охотиться вдоль ручьев — всегда есть что-нибудь интересное — шел вдоль ручья и вдруг увидел планирующую над ним громадную коричневую бабочку с белым крапом на широких заостренных к верхушкам крыльев. Вначале я принял ее за самку какой-то орнитоптеры неизвестного вида, но затем (я поймал ее без труда, бабочка летала медленно), раскрыв сачок, понял, что передо мной гигантская нимфалида, и тоже никем еще не описанная! Ах, Генри, тебе ли не знать, какое счастье, до озноба прохватывает, когда в руках у тебя никому еще не ведомое животное! Ты чувствуешь себя чуть ли Не творцом его! Не из-за этого ли ощущения или состояния, не знаю как сказать, натуралисты едут на край света?
Я кивнул, потому что был абсолютно согласен, и чувство это, мало с чем сравнимое, было мне вполне известно.
— Впоследствии, — продолжал Рассел, — я ловил огромных сине-черных и коричневых с синим ширококрылых нимфалид и на Яве, и на Борнео. Да. У них были очень широкие крылья — бабочки выглядели в полете каким-то летающим четырехугольником! — со всеми переливами черного, фиолетово-синего и ясно голубого тона, к тому же переливающегося шелковистым блеском. Со сложенными крыльями они еще чем-то напоминали всем известных бабочек-каллим, листовидок с Цейлона и Западной Африки, лишь были много крупнее. Гораздо крупнее, Генри. Впоследствии, когда я внимательно изучил свои сборы на Суматре, я пришел к удивительному выводу, — тут Альфред засиял очками и очень убедительно сказал: — Генри! Они самые прямые родственники бразильских бабочек морфо! Да, друг мой, у тебя есть изумительная коллекция бразильских морфо, — может быть, лучшая в мире! Но возьми и сравни их с моими нимфалидами Суматры и Борнео и ты убедишься, что я прав. Они просто копируют этих прекрасных нимфалид Нового Света. Конечно, морфо с Амазонки величественнее, они крупнее и ярче, но все-таки в родстве, и тесном родстве, я убежден. Я ловил крупных суматранских нимфалид всегда рано утром или перед вечером. Днем они держатся в недоступной выси, в вершинах леса, в зарослях бамбука и совсем не видны. Некоторых из них я ловил на приманку из перебродившего малайского пива и раздавленных, портящихся на солнце плодов, главным образом, бананов. Бабочки прилетали на них, как лакомки на сыр-рокфор или пармезан. Да что там нимфалиды и сатиры! На гнилые плоды и на разную тухлятину ловятся даже парусники, даже самые величественные из них — орнитоптеры! Однажды, правда не на Суматре, а на Борнео, я увидел необычайное скопище прекрасных бабочек, которые порхали и перелетали вблизи помойной кучи, куда сваливали порченные плоды, фрукты, ягоды, тыквенные корки и разную дрянь с малайского рынка. Меж бабочками более менее обычных видов носились орнитоптеры с длинными черно-золотыми крыльями. Я поймал их несколько. Это была, Генрих, новая описанная мной орнитоптера Брука! Одна из самых прекрасных бабочек Малайского архипелага, если не всей Земли! Она просто несравненна! Ее верхние крылья по черному расшиты золотым шитьем, как придворный мундир камергера двора Ее величества! Когда я разглядывал эти золотые зубцы, я думал, что они вытканы рукой ВЕЛИКОГО ХУДОЖНИКА!
