Орлы летают высоко - [29]

– Я знал об этом, – спокойно заметил он. – Но почему вы говорите об этом теперь?

– Потому что Багратион говорит, что я была неверна, – ответила она. – Я рассказала ему об этом, и он был разгневан. Я не выношу его гнева, Алекс.

Она смотрела на него своими раскосыми глазами, смущенная собственной реакцией. Александр еще раз подумал, как она прекрасна, как бьется в ней энергия жизни. Все вокруг нее излучало жизнелюбие: ее сверкающие черные волосы, блестящая здоровая кожа, ее великолепное тело в царственном наряде с глубоким вырезом. Неудивительно, что Багратион любил ее, неудивительно, что любого мужчину, который имел с ней дело, можно было подозревать, даже ее собственного брата. Возможно, Бог просто забыл наделить это творение душой, неожиданно подумал он. Несмотря на все свое тщеславие, жестокость, вероломство, на полное отсутствие принципов морали, она пережила разительные изменения в результате возникшего чувства к Багратиону, такого порядочного в своей основе.

Ему хотелось смеяться, когда он думал, что по иронии судьбы его сестра влюбилась в самого честного и благородного воина России. Но вместо этого он проникся к ней глубокой жалостью, потому что впервые в жизни она оказалась беззащитной, гораздо более беззащитной, чем она была, когда он перехитрил ее и заставил выйти замуж. Ему также было жаль и Багратиона, которому досталась страсть подобной женщины. Если он захочет оставить ее, то она убьет его.

Екатерина Павловна – из всех нас она настоящая Романова. Откуда-то, несмотря на все эти браки с немцами, в ней проявилась сила Петра Великого, императриц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, подумал он. Она принадлежит прошлому веку. Сто лет тому назад она была бы уже императрицей всея Руси, а я бы уже давно был мертв.

Вслух, однако, он сказал:

– Все это в прошлом, Екатерина. Я пролил кровь нашего отца: пусть это будет последнее преступление, порочащее имя Романовых. Все свершается по воле Божьей. Если бы Он хотел, чтобы вместо меня правили вы, то вы родились бы старшим сыном. Вы забыли о вине, – мягко напомнил он.

Она дернула за шнурок звонка, а потом села с противоположной стороны огромного мраморного камина.

– Так вы говорите – воля Божья, да? Вы меня ни за что не убедите, что на самом деле стали верить в Бога!

– Но я открыл в себе стремление верить, если вы это имеете в виду. Если бы на вашей совести было то, что я ношу на своей, вам бы это тоже понадобилось.

Она пожала плечами, и от этого движения блеснули бриллианты у нее на шее.

– Вам не следует так много размышлять над смертью отца, Алекс. Забудьте о ней. Такая уж у нас семья. Константин – монстр, Николай – бесчувственный болван. Бог – свидетель, я не пытаюсь обелить себя; а что касается вас, мой дорогой браг, вы, пожалуй, худший из всех нас, если только знать о вас всю правду!

Он смотрел мимо нее, не отвечая. Эта его привычка раздражала своею непонятностью. По выражению его лица было невозможно сказать, слышал ли он вообще ее последнее замечание.

В этот момент вошел лакей, и Екатерина приказала принести в комнату вина и ужин. Пожалуй, ее неприятие Александра за последние четыре года возросло, но оно уравновешивалось возникшим против ее воли уважением. Наконец-то она осознала, что брат, которого она считала слабым человеком, весьма тонко перехитрил ее.

Кумир салонов, подумала она, наблюдая за тем, как он потягивает вино. Его красивый профиль четко вырисовывался в свете камина. Обладая всеми возможными привлекательными чертами, которые только можно получить при рождении и в результате воспитания, он готов был даже с врагами обходиться очень любезно. В результате этого его постоянно недооценивали, и, Боже мой, как же они ошибались!

Невозможно было представить его жестоким или двуличным, где бы он ни появлялся, впечатление от его личности стирало все прошлые факты.

Никто не знает его до конца, решила она про себя, а я – меньше других. Может быть, его знает Мария Нарышкина, но и в этом я сомневаюсь. Он знает, что я ненавижу его, что я питала надежду свергнуть его, но он остается по отношению ко мне добрым и благородным – одному Богу известно, почему, ведь он же ничего не просит взамен.

Она поставила свой бокал и спросила:

– А какие еще новости?

– Через несколько месяцев мы будем в состоянии войны с Францией, – спокойно ответил Александр. – И эта новость заставляет меня заговорить с вами еще об одном деле. Я знаю, как вас порадует сообщение о том, что собираюсь расстаться со Сперанским.

Она сидела не шевелясь.

– Наконец-то! Наконец-то вы послушались меня!

– А также с Аракчеевым и многими другими, – напомнил он ей. – Я долго колебался, потому что он хороший слуга и Россия многим обязана ему.

– Он якобинец, – яростно прервала она его, – низкого происхождения и очень вероломный. Все, что он хочет, это мира с Наполеоном, пес! Когда же вы наконец-то намереваетесь избавиться от него?

– Теперь уже скоро, – сказал Александр. – Как только вернусь в Петербург. И это не единственная перемена. Я собираюсь назначить вашего друга Федора Ростопчина губернатором Москвы.

Глаза Екатерины расширились. Ростопчин, фанатично преданный их отцу, до недавнего времени полуизгнанник, пока она не приютила его в своем окружении в Твери благодаря его ненависти к французам, которая отражала ее собственные чувства. Ростопчин и Аракчеев – два призрака прошлого вместо одного! Влияние Павла Первого каким-то зловещим образом возвращалось по мере того, как его сын призывал обратно людей, которые были самыми видными деятелями во времена его ужасного правления.