Орлы и ангелы - [104]

Все это мне отвратительно, сказал я.

Росс схватил меня за ворот.

Я всегда считал тебя слабаком, прошипел он, но тут уж ты самого себя переплюнул!

Мне поручил Руфус, сказал я.

Ну и что?

Я схватил его за руку, она оказалась тверда, как камень.

А я ведь даже не знал, что Руфус и Герберт друг с дружкой водятся!

Что ты за идиот! Неужели ты на голубом глазу думаешь, что в контору тебя взяли с улицы?

Я прижег ему запястье сигаретой, он вполголоса выругался, но хватку не ослабил. Я почувствовал слабый запах паленой человеческой кожи. Адреналин выстрелил во мне прямо в глотку, мне удалось сбросить его руку, я даже пихнул его в грудь.

А как же меня туда взяли?

Ты ездил с нами в Бари, сказал он. Ты один из нас. Ты мог нам впоследствии пригодиться.

Но это же безумие, вскричал я.

Потише, ответил он. Не хрен привлекать внимание.

Мы оба отступили на шаг. Он потер обожженное запястье о штаны и загипсованной рукой махнул в сторону больничного здания.

Она, сказал он, вообще не при делах. А тут ее доконают. Мне казалось, ты любишь ее, засранец.

Разумеется, я люблю ее!

Он фыркнул.

Кстати говоря, начал он. Или, вернее, некстати. Если ты и впрямь неспособен на мужской поступок из любви к ней, то вытащи ее оттуда в залог своей дальнейшей карьеры. Возьми ее с собой в Лейпциг, тогда у тебя появится шанс, что и тебя самого оставят в покое.

Но, начал было я, Руфус сказал…

Он блефует, перебил меня Росс, речь идет о куда большем. Герберт с Руфусом сцепились, а Шерша, воспользовавшись ситуацией, решил скрысятничать. К тому же многие с самого начала не понимали, почему Герберт держит при себе типчика вроде него. А она…

Он вновь махнул в сторону больничного здания.

…она была от него без ума, была способна ради него на что угодно. И я не раз предупреждал Герберта об этом. Но Герберту хотелось, чтобы Джесси была счастлива, по меньшей мере хоть какое-то время. Какое-то по возможности долгое время. И плевать, какой ценой.

Он отшвырнул сигарету.

Руфус решил навести порядок, сказал он. Теперь Шерша мертв, она в психушке, а что произойдет с тобой, ты и сам прекрасно можешь просчитать. Вот и пораскинь мозгами.

Я ничего не понял. Кроме того, что меня все дурачили и дурачат. Герберт, Руфус, сейчас Росс; может быть, даже Джесси.

Дай-ка мне еще одну, сказал я.

Он раскурил мне сигарету.

Тебе надо пошевеливаться, сказал он. Ступай туда и вытащи ее немедленно. И не говори ей, что я здесь. Вам надо оставаться вместе, так будет лучше для вас обоих. Если она будет жить с тобой, Герберт позаботится о том, чтобы никаких проблем не возникло. Единственное, что от вас требуется, — это исчезнуть.

А если нет, спросил я.

Тогда ее запрут здесь на несколько месяцев, сказал Росс, а тебе придется доказывать Герберту с Руфусом, что ты не имеешь к убийству никакого отношения. Так или иначе, вы трое всегда дружили.

Ты ведь и сам в это не веришь, сказал я.

А меня никто и не спрашивает, ответил он. Возникла проблема, и мы все в панике.

Он в третий раз махнул в сторону больничного здания.

Меня-то на самом деле волнует только одно, сказал он. ВОТ ЭТО добьет ее окончательно.

Я почувствовал, что моя голова как бы сама по себе закивала.

Ладно.

На мгновение он положил мне здоровую руку на плечо, это был дружеский жест, может быть, даже заговорщический, и на его практически неподвижном лице появилось выражение как бы приязни ко мне или хотя бы попытки эту приязнь почувствовать.

Макс, сказал он, люби ее. Люби и ничем не омрачай своей любви. К нам с Гербертом она никогда не вернется.

Он обошел свою машину, сел за руль, включил двигатель.

А почему, спросил он через окошко, ты, собственно говоря, так ненавидел Шершу? Он ведь на самом деле был еще беспомощнее, чем Джесси.

Не знаю, сказал я. Может, потому, что он искренне считал, будто ему ни за что на свете не придется расплачиваться.

Машина тронулась с места.

Ты психопат, Макс, выкрикнул Росс. Я пришлю за вами такси. Счастливо!

И я пошел в противоположную сторону.

Привет, это снова я, радостно сказал я привратнику. Забыл там, внутри, портфель.

Дверь зажужжала, открываясь, мы помахали друг другу руками. Дорогу я находил с такой легкостью, будто меня вела нить Ариадны. Только бы ее не увели, только бы ее не увели, мысленно чеканил я в такт шагам. Неподвижные фигуры на скамьях в коридорах проносились мимо меня, как дорожные ограничители. Я нашел нужную лестницу, увидел в дальнем конце коридора стеклянную дверь, открывающуюся только снаружи, распознал за нею свой полосатый пуловер. Джесси изнутри приклеилась к дверному стеклу, подняв руки и уткнув в него скрюченные пальцы, ища защиты, прижавшись к стеклу щекой и ртом, во всем ее лице не было ни кровинки. Волосы у нее были мокрыми и растрепанными, так что в разводах проступала кожа, глаза широко раскрытыми, но незрячими. Она уже ничего не ждала.

Я рванул дверь, и Джесси повалилась на меня как подкошенная. Должно быть, ей уже сделали укол. Мне хотелось, чтобы она шла собственными ногами, так это привлекло бы к себе меньше внимания. Я закинул ее руку себе на плечи, и она буквально повисла на мне, ее ноги не доставали до полу. Я заставил себя идти медленно, я ей что-то шептал.