Орлица Кавказа (Книга 1) - [5]
Аллахверди придирчиво проверяли на заставах и кордонах.
Однако в хурджине ничего подозрительного — хлеб да сыр. Отпускали.
Так и добрался до каземата.
Добраться — добрался, а как попасть туда? Казаки и солдаты строго следили за надзирателями и охранниками, следили за посетителями, навещавшими узников, кто таков, какого поля ягода.
Аллахверди, зная все это, держался как ни в чем не бывало, подошел к железным воротам, огляделся и вошел в сторожевую будку. Старший охранник смерил пришельца взглядом с ног до головы, будто не знаком.
— Чего тебе?
— Передачу принес.
— Кому?
— Лейсану Наджаф-оглы.
— Что-то ты зачастил к нему…
— Такой уж он уродился, обжора. Ему хоть целый хурджин еды принеси слопает в один присест.
— Тюрьма — не богадельня! — хрипло отрезал охранник. — Мы их сюда не на откорм взяли!
Аллахверди покашлял, в кармане бумажкой похрустел.
— Так как же мне быть, начальник?
— Съестное не возьмем. Обойдутся похлебкой. — Охранник надулся, захорохорился. — Поделом им, крамольникам, пусть подыхают. Ишь, против царя-батюшки вздумали пойти! Нет, чтоб сидеть тихо-смирно, молиться… И большинство, глядишь, басурмане, разбойники с большой дороги, головорезы. Грабят, измываются, вот есаула прикончили, привязали к конскому хвосту и волокли по горам.
Аллахверди положил широкую ладонь на плечо пузатого охранника.
— Ты-то цел-невредим…
— А мне чего бояться — в руках винтовка…
— И кругом сабли казацкие.
— Ну да, а как же, а знаешь, зачем их прислали? — охранник покачал головой. Жирные щеки затряслись. — Это все из-за этой вашей Хаджар. Говорят, скоро здесь такая каша заварится, не приведи господь…
— Да ну?
Покосился охранник в окно — рядом никого. А к деньгам от Аллахверди привык уже… И потому сбавил тон.
— Я-то что? Служу — башкой дорожу.
— Ну, тогда вот тебе за службу — пятерку.
— Какую службу?
— Хурджин передашь Лейсану. Охранник опасливо огляделся по сторонам.
— Это можно.
— Мне надо с ним и повидаться.
— Это еще зачем?
— Жена у него при смерти.
— Ну и пусть, — охранник, явно смягчившийся при упоминании о деньгах, потеребил усы. — Ничего с ней не случится.
— Я поклялся ей принести верную весть — тоска ее извела. Погляжу, как он тут — поправился, отощал или как…
— Не положено.
— Почему же, начальник?
— А ты не видишь, что кругом творится?
— Ты-то сам себе хозяин!
— Как сказать! Насквозь видят, с потрохами. Вчера вот хорунжий во все камеры заглянул, у Хаджар долго топтался.
— Ну и что он нашел?
— Ничего, вроде. Только вышел злой, головой качал: "Ну и дикари эти кавказцы!"
— Тебе бы тоже в такой час постоять за честь!
— Какую-такую еще честь?
— За честь земли, честь народную.
— Больше болтай! Зря что ли я здесь служу?
— Кому же ты служишь?
— Его императорскому величеству.
— И еще?
— Еще… ну, и на жизнь зарабатывать надо.
— Сколько тебе надо, начальник?
— Червонец.
Аллахверди достал из-за пазухи золотой червонец и вложил в руку охраннику, и тот сразу же упрятал монету в щель между половицами. Самодовольно погладил усы.
— Так, стало быть, у Лейсана жена при смерти?
— Да, начальник. Уж не жилица на этом свете. Охранник понимающе ухмыльнулся.
— А окажись оно не так?
— Клянусь головой падишаха, чей образ над тобой висит, правду тебе говорю.
— Ну, коли ты так божишься-клянешься, не соврешь. А соврешь — шкуру сдеру, в Сибирь упеку, — охранник опасливо зырк-нул вокруг глазами, шутя прихлопнул мохнатую папаху на голове Аллахверди, довольный червонцем, и стал нарочито громко ругаться. — Все вы одним миром мазаны! Все вы разбойники с большой дороги!..
Глава седьмая
Аллахверди прошел через ворота в тюремный двор. Теперь проще. Внутренняя охрана мигом смекнула, что на этом посетителе можно поживиться. Глаза завидущие, руки загребущие. Аллахверди умаслил их серебряной деньгой и смог втолковать, чтобы Лейсана вывели в коридор, выходивший окнами во двор и скрытый от надзора наружной стражи.
Тут можно было перекинуться словом.
Встретились, поговорили вполголоса. Аллахверди, доставая припасы из хурджина, объяснил Лейсану, что в семье у него порядок, жена жива-здорова. И, главное, все взялись за вызволение Хаджар, да и самому Лейсану недолго тут томиться, а что касается поручения Хаджар, то пусть она знает: все вещи приготовили и в урочный час будут они в условленном месте.
— А где аманат?
— У надежного человека.
— Как бы не подвели… Если с Хаджар что случится, нам, носящим папаху, одно наказанье — смерть.
— Не тревожься… Мы ведь для того и подстроили твой арест.
— Чтоб я в каземате зажил припеваючи, прохлаждался, — невесело сказал Лейсан.
— Ничего, брат! За одного битого двух небитых дают.
Он-то знал, на что идет. Гачаги ухитрились впутать в эту историю Лейсана, чтоб у них в каземате был посредник для вызволения Хаджар.
Лейсан, к чести его, не возроптал, напротив, возгордился, что может сгодиться в таком важном деле. Посидит месяц-другой в каземате, а выйдет героем-мучеником, всю жизнь будет расписывать свои подвиги, да еще приплетет вдобавок и выставит, глядишь, себя героем почище Наби, ни дать ни взять, с Кёроглу сравняется.
