Орлеанская девственница. Магомет. Философские повести - [196]

Погонщик без труда и без борьбы

Свершил свои высокие судьбы.

Он одолел. Как только дрожь желанья

Почувствовала трепетно она,

Как бы освобождаясь ото сна, —

Исчезла сразу власть очарованья.

Немедля разум всем был возвращен,

Однако, не без недоразуменья:

Король был по ошибке награжден

Умом Бонно, который в возмещенье

Сознание монаха получил;

Все было перепутано. Не много

В том пользы было: мелочен и хил

Мозг человеческий, подарок бога;

Неполной пригоршней нам мерил он,

И каждый смертный был им обделен.

Но для влюбленных наших не имело

Последствий это, каждый сохранил

Свой прежний выбор и свой прежний пыл;

Любви до разума какое дело?

Для Коризандры же пришла пора

Узнать предел порока и добра,

Приобрести веселость, силу воли,

Изящность, вкус, ей чуждые дотоле.

Погонщик мулов дал ей это все.

Так глупая Адамова подруга,

Влача бессмысленное бытие,

Едва лишь дьявол обласкал ее,

Достойной стала избранного круга,

Совсем такой, как дамы в наши дни,

Хоть с дьяволом не водятся они.

К песни XIV

Стихи, связанные с эпизодом о Коризандре, впоследствии исключенные из поэмы.

…Когда по ней стремишь неслышный шаг;

Ты захотела, нежная богиня,

Чтоб Коризандру просветил мужик:

Став нежной и разумной в этот миг,

Тебе служить готовая всечасно,

Ее душа с тех пор была согласна

Оковы лишь достойные носить.

Не так ли подмастерье грубоватый

Шлифует загорелою рукой

Рубины, яшму, золото, агаты,

Что после носит рыцарь молодой?

Приветливо, с уверенностью скромной,

Почтительность с любезностью деля,

Тая в глазах огонь живой и томный,

Она встречать выходит короля,

Пленяя стройностью, походкой гибкой,

Движеньями, речами и улыбкой;

Почтив всех прежде, как заведено,

Того, в ком водворился ум Бонно,

И всех французов королевской свиты,

В которых смелость и изящность слиты,

Она почтила также англичан,

Согласно с вкусами обеих стран.

Кровавый ростбиф, жиром уснащенный,

Плумпудинги, вино с холмов Гаронны

Им подают; к тончайшим же блюдам,

Как нежное рагу, и соус сладкий,

И с красными ногами куропатки,

Сажают Карла, рыцарей и дам.

Она добилась большего и дело

Так осторожно повести сумела,

Что помириться помогла врагам;

И от нее, забыв свои раздоры,

Они разъехались без всякой ссоры,

Луарою, по разным берегам,

Без хвастовства, без ругани, учтиво,

Вполне спокойно и миролюбиво.

Шандос надменный с чувством торжества

Вернул пажа вновь под свое начало.

И он и Карл вошли в свои права.

Агнеса тихо про себя вздыхала:

Любви монаршей преданно служа,

Покорная влюбленному владыке,

Она не в силах позабыть пажа…

Блажен король, доверием великий!

Когда был дом избавлен от гостей

И сглажены следы недавней сшибки,

Решает Коризандра поскорей

Исправить прежние свои ошибки

И призывает юношей сама,

Из-за нее лишившихся ума.

Амур возжаждал справедливой мести;

Ей новый выбор делал много чести, —

Он был красив и юн, высок и прям;

Но к повести пора вернуться нам.

Король французов, со своим отрядом…

К песни XVII

В рукописи, найденной среди бумаг поэта, эта песнь, бывшая тогда четырнадцатою по счету и следовавшая за описанием смерти Шандоса, начиналась так:

Тогда пора счастливая стояла,

И солнце, задержавшись на пути,

Дни удлиняло, ночи сокращало

И как бы не хотело отойти,

Шаги свои нарочно замедляя,

От нашего пленительного края.

Святой Иоанн, тогда был праздник твой,

О первый из Иоаннов, свет пустыни,

Когда-то громко восклицавший: «Ныне

Всем ко спасенью путь открыт прямой!»

Предтеча благодати мировой,

И агнца непорочного учитель,

И вечного крестителя креститель.

Доминиканец набожный решил

Немедленно исправить грех безмерный

И божий храм, который осквернил

Злодей Шандос, омыть от тяжкой скверны.

Он заново часовню освятил,

Отшельнику велев без промедленья

Отправиться в окрестные селенья

И объявить, что если человек

Желает избежать мучений ада

И от грехов избавиться навек,

То к Бонифацию явиться надо:

Блаженство вечное за то награда.

На этот искупительный набат

Бежит что было сил и стар и млад:

Трактирщики, солдаты, горожане,

Французы, а за ними англичане

Явились со смирением сюда,

Чтоб во грехах открыться без стыда.

Прекрасная Агнеса, сохраняя

Всегда в душе своей господень страх,

Явилась также на призыв из рая.

Большой толпой был окружен монах

И, слушая признания без гнева,

Грехи прощал направо и налево.

О Доротея! Ты не знала зла,

Но за прощением и ты пришла;

И Ла Тримуйль, еще худой немного,

Явился за тобой в обитель бога.

Влюбленные шептали, не таясь,

Про сладкий грех, любимый ими нежно,

И Бонифаций, набожно склонясь,

Их повести внимал весьма прилежно.

Вот наконец, прощенье получив,

Они пошли на берега Луары,

Глядели на крутой ее обрыв

И колокола слушали удары.

В то время каяться пришел Монроз;

Грусть о Шандосе в сердце он принес, —

Ему кончина горестная эта

Внушила отвращение от света;

Глубокою печалью потрясен,

Тщету земных надежд провидит он

И, угрызеньем совести терзаем,

Витает мыслью меж землей и раем.

Один явился он в приют святой.

Наш духовник его встречает кротко

В исповедальне, за перегородкой,

И ставит на колени пред собой;

Он грешника умильно обнимает

И жадно повести его внимает.

«Мой дорогой, грешили много вы,

И вам назначить должен я — увы! —

Теперь же маленькое наказанье.

Так приготовьтесь же! Моя рука,

По телу вашему пройдясь слегка,