Оридония и род Людомергов - [3]

Его небольшие прямоугольной формы уши вдруг стали выдвигаться в стороны, вытягивая за собой кожу у мочек, и тянулись до тех пор, пока не достигли уровня затылка. Чутко прислушиваясь к тишине, людомар уловил копошение мелких животных внизу у корней дерева. Их было не меньше пяти. Такая большая компания никогда не проглядит и, тем более, не "прослышит" крупного хищника.

Погладив шмуни и заглянув им под крылья, людомар не нашел там жижицы, понял, что время еще есть и стал осторожно спускаться в чащу.

Яркий солнечный свет, правивший бал на вершинах крон; зной, опускавшийся с небес на Чернолесье уже в пяти метрах ниже уровня крон превращался в серость и прохладу, а на двадцати метрах превращался в полумрак и удушливую холодную сырость. У корней солнечные лучи и вовсе не видели, да и не ждали.

Пять небольших продолговатых телец лювов, перебирая четверкой длинных костлявых ног беспокойно мельтешили у выступавшего в сторону корня. Запах падали донесшийся от них, дал людомару понять, что пиршество почти подошло к концу.

Падаль в Чернолесье — это не нечто экстраординарное. Удивительным было то, что она пролежала здесь с раннего утра, т. к. от нее исходил запах голода. Все тот же нюх доносил, что падаль была молодой древоедной змеей.

Людомар снова нахмурился.

Вдруг удар потряс лес. Лювы и сам людомар вздрогнули от неожиданности. Слух без труда определил, откуда донесся звук, а также его источник. Это жижица в виде капли выскользнула из-под крыльев одного из его жуков.

Мгновение длилось это расследование, но его хватило для того, чтобы лювы исчезли под землей.

Пришло время продолжить путь.

****

— Омкан-хуут, — глаза людомары расширились, явив миру красивое сочетание разноцветья контура зрачка. Один в другом поселились в нем тьма ночи, золото рассвета, бирюза безбрежных небес и сухая серость приближающихся сумерек.

Людомар кивнул.

— Мы должны уйди, — сказал он.

Людомара прикусила губы, зажмурилась и отвернулась.

— Никак не остаться? — спросила она с надеждой в голосе.

— Нет. Он придет сюда. Надо уйти.

Ладомары были лучшими охотниками и самыми опасными хищниками леса, но перед одной опасностью они всегда пасовали. Эту опасность звали омкан-хуут. Омкан попробовавший олюдей. Никто не знал, откуда они приходили, потому что весть о пропаже охотника-людомара или дремса быстро разносилась по лесу посредством труб, а иные олюди, которые могли бы стать легкой добычей омкана никогда не заходили дальше Редколесья. Чернолесье среди них почиталось за обиталище злых духов и иной нечисти.

Омканы обитали в землях у Мертвого озера, что у Утробы Зверобога. Оба этих места: и озеро, и расщелина располагались в самом центре Чернолесья. Даже дремсы — вот уж на что вояки и любители приключений! — даже они не решались идти туда.

Омканы-хуут приходили оттуда. Их становилось все больше и больше.

Раньше жители Чернолесья слышали о подобных гостях раз в три поколения. Отец людомара рассказывал о них, как о сказочных чудовищах, описывал их повадки и хитрости. Именно по нему людомар опознал вчера присутствие омкан-хуута.

— Ты не мог ошибиться? Ведь ты его не видел. — Людомара закрыла ладонями глаза так, что ее иссиня-черные волосы, отливавшие зеленым, сползли на лицо и присела на скамью у небольшого узкого стола.

— Мы уйдем. Хочешь ты этого или нет. Держись за жизнь, не за донад.

— Я никогда не меняла донад, — проговорила она, захлебываясь слезами. — Я не знаю… — Она остановила плач и совершенно серьезно спросила: — А как его поменять? Где найти? Как все это делается?

— Не знаю, — пожал плечами людомар. — Дай мне в дорогу поесть. Я пойду к людомару Светлому.

— Да-да, — быстро оправилась она. — Иди к нему. Может быть, это и не омкан-хуут.

— Это он.

— Ты не знаешь. Спроси у Светлого, он скажет тебе… Ты возьмешь кого-нибудь из тааколов? Мне их покормить?

— Нет, я пойду с иисепом. Шмуни останутся здесь. Не корми их, я уже кормил вчера.

— Не забудь взять клибо. Мало ли что будет на пути.

— Да, я возьму его.

Людомар опустился на пол своего жилища. Усталость с неимоверной тяжестью давила на его тело. Ноги, казалось, прирастали к полу и их всякий раз нужно было с усилием отрывать.

— Если Светлый подтвердит про омкан-хуута, то ты не иди в донад сразу, а зайди в смердящую яму. Спросишь там благовоний для Владыки. Их неси мне. Я буду уповать на милость Владыки и молитвой помогу нам найти новый донад.

— Хорошо, — снова с усилием выдавил людомар.

Глаза слипались. Подходило время сна.

Людомары могли не спать четверо суток, но после засыпали на два дня. Вчера закончились четвертые сутки, как охотник не спал.

Он и сам не заметил, как задремал. Из полусна его вывели маленькие ручки, вынырнувшие из тумана, застилавшего глаза и протянувшие ему небольшой мешочек.

— Ки, — произнесли рядом с ухом.

В нос его ударил приятный аромат, напоминавший парное молоко.

— Таакол, не дай ему уснуть. Он должен идти, — послышался голос людомары.

Людомар с трудом разлепил веки и посмотрел в добродушное квадратное и совершенно человеческое лицо таакола.

Тааколы много столетий исправно повсюду следуют за охотниками. Они не пригодны ни на что, кроме ведения домашнего хозяйства. Ростом они еле-еле дотягивают людомарам до бедра, не отличаются ловкостью, но расторопны, хотя передвигаются так неуклюже, что это более походит на перекатывание. Черты их лица мягки, и в каждом случае сохраняют неизменную квадратность: лоб, большой мясистый нос, синие глаза, подбородок, тельце и даже пальцы на руках и ногах, — все это правильной или почти правильной квадратной формы.