Орхидея съела их всех - [13]

– Ты уж с ней помягче, – говорит Иш. – Она потеряла самого старого друга.

– Знаю, – кивает Флёр.

Флёр не добавляет, что сама она потеряла уже почти всех своих друзей, а в скором времени, вероятно, потеряет все, что имела. Вот о чем кричит ее эго, взбаламученное размышлениями. Оно кричит: “А как же я? Разве мои потери не в счет?” А еще оно кричит: “Чечевичный суп и морковный пирог?” Да ведь все это они готовят для ретритов. Это они готовят для спа-уикендов. Это они готовят всегда, хотя в последнее время почти все гости “Намасте” требуют низкоуглеводные блюда, и почти никто теперь не ест бобовые по собственной воле – кроме Мадонны и Гвинет Пэлтроу. Ну и вообще, Олеандра ведь умерла. Она умерла. Неужели нельзя хотя бы на этот раз приготовить что-нибудь другое? Неужели нельзя подать… (даже эго иногда требуется передохнуть и собраться с мыслями, хотя часто оно это делает, просто чтобы набить себе цену) коктейли и канапе? Нет. Конечно же, нет. Ну ничего, Флёр подаст коктейли и канапе под конец, в коттедже. Она приготовит баклажаны с домашним паниром[15], завернутые в маковые листья и замысловато приправленные ее собственной смесью специй. А еще она сделает пряную корму из фисташек с рассыпчатым белым рисом и на десерт подаст маленькие вазочки с муссом из горького шоколада и перепелиных яиц. В коттедже они проводят Олеандру по высшему классу, что бы там ни вздумалось Кетки затевать в доме. Флёр велит эго заткнуться. Конечно. Но следует признать, меню у него получилось замечательное. И будет, в самом деле, не так уж плохо, если в коттедже гостей накормят иначе, чем в доме. Не так уж плохо, если ей будет чем порадовать безглютеновых и низкоуглеводных людей вроде Скай Тернер (если она придет) и Чарли (если он придет). Флёр сделает еще и домашние шоколадные конфеты. Сливочные с розовыми лепестками и трюфели с шиповником.

Вернувшись в коттедж, она приступает к составлению списка гостей и вспоминает, как Олеандра в последнее время часто говорила о том, что на уровне формы ничего не имеет значения. На этом свете можно делать все, что угодно. Поступки никак не влияют на просветление. Это хорошо, учитывая все, что сделала в жизни Флёр. Пускай пока просветление ей не грозит, но это ведь не навсегда.

Утром в понедельник Клем слышит стук в дверь. Это Зоэ.

– Привет! – говорит Зоэ. – Ты занята?

– Вот бы университетский сервер снова взорвался, – говорит Клем. – Или что там с ним произошло в прошлый раз, когда пропали все мои письма? Заходи.

Зоэ проходит в комнату, но не садится. Она очень высокая и всегда собирает свои светлые волосы в конский хвост на самой макушке – любая другая женщина с такой прической была бы похожа на девочку лет восьми, а то и меньше. Сегодня на Зоэ рваные джинсы, дешевые розовые шлепанцы (хотя на дворе всего тринадцать градусов) и выцветшая желтая футболка с надписью “Sonic Youth”. Она носит в носу кольцо и красится только по особым случаям, когда нужно выглядеть по-светски. Недавно, например, собираясь на собеседование, Зоэ подвела черным карандашом верхние веки, а еще воспользовалась ярко-красной губной помадой и духами со странным, дурманящим запахом – так бы пах, наверное, пакетик конфет, слишком долго пролежавший в мужской раздевалке. Зоэ преподает сценарное мастерство.

– Я опять на семинар по развитию персонала, – говорит Зоэ. – Стащить для тебя джемми-доджеров[16]?

– Что на этот раз будете развивать?

– Чувство собственного достоинства на рабочем месте.

– Какое же может быть собственное достоинство, когда сидишь на рабочем месте?

– Вот именно. Обязательно задам этот вопрос.

Клем лениво потягивается и медленно разворачивает кресло прочь от компьютера.

– Господи, – произносит она. – Я задыхаюсь от своей семейки.

– В каком смысле?

– Ладно, ерунда. Не бери в голову.

Она улыбается и трясет головой так энергично, словно хочет вытряхнуть воду из ушей.

– Просто мысли вслух.

– Нет уж, продолжай, – настаивает Зоэ. – Мне всегда интересно послушать про твою семью.

– Ох, ну ладно. Так вот, умерла моя двоюродная бабка – нет-нет, ничего страшного, я едва знала ее. Это та самая бабка, которая взяла к себе мою двоюродную сестру и мою лучшую подругу, когда наши мамы пропали без вести – ты ведь в курсе, да? Ну и еще она тусовалась с “Битлами” и все такое… Не помню, рассказывала я тебе? В общем, моя бабушка Беатрикс, которой примерно сто пятьдесят лет и которая, наверное, не умеет отправлять электронные письма, напрочь вынесла всем нам мозг, пытаясь устроить так, чтобы они с моим отцом приехали на похороны, хотя вообще-то они оба всегда ненавидели Олеандру – так звали эту мою двоюродную бабку. Они всегда считали (а может, и до сих пор считают), что Олеандра виновата в смерти моей матери, тети и дяди и матери моей лучшей подруги.

– Что значит – виновата в смерти?

– Никто толком не знает. Давным-давно, в конце восьмидесятых, они отправились на поиски какого-то таинственного растения и не вернулись. Вроде бы у этого растения есть стручок, на вид как у ванили, но он якобы обладает волшебными или мистическими свойствами – правда, никто не знает, как воспользоваться этими самыми свойствами и не помереть. Олеандры там с ними даже и не было.