Орфей в аду - [12]

Для спящего на розовой перине

Для скачущего праздно на коне

Для тех кто плавает или летает

Вздыхая воздух или незаметно

Исподтишка пуская дым табачный

Горой порой до самых башмаков

(Хоть я и не поклонник гигиены

Вегетарианства или шахматистов

Которые танцуют на обложке

И падают и вечно спят смеясь)

Нелепый факт на дереве нелепом

Нелепою рукою отрываем

Я издаю глухой и хитрый вкус

Как будто сладкий и как будто горький

Как будто нежный но с слоновой кожей

Но светлосиний и на самом деле

Премного ядовитый натощак[11]

Но для того кто вертится как флюгер

(Крикливая и жестяная птица)

На вертеле пронзительнейшей веры

На медленном сомнительном огне,

Я привожу счастливую во сне

Она махает ровненькою ручкой

И дарит дарит носовой платочек

Надушенный духами сна и счастья

Охотного предоставленья Жизни

(Как медленный удар промеж глазами

От коего и тихо и темно)

1926

«Лишь я дотронулся до рога…» >*

Лишь я дотронулся до рога

Вагонной ручки, я устал,

Уже железная дорога

Открыла дошлые уста.

Мы познакомились и даже

Спросили имя поутру,

Ответствовал польщенный труп:

Моя душа была в багаже.

Средь чемоданов и посылок

На ней наклеен номерок,

И я достать ее не в силах

И даже сомневаюсь: прок.

Так поезд шел, везя наш тихий

Однообразный диалог,

Среди разнообразных стихий:

На мост, на виадук, чрез лог.

И мягкие его сиденья

Покрыли наш взаимный бред,

И очи низлежащей тени

И возлежащего жилет.

Закончив труд безмерно долгий,

Среди разгоряченной тьмы

На разные легли мы полки,

Сны разные узрели мы

1925

«Зима и тишина глядели…» >*

Зима и тишина глядели

Как две сестры через забор

Где птицы в полутьме галдели

Холодный[12] покидая двор

А в доме Ольга и Татьяна

Писали при свечах письмо

Пока над желтым фортепьяно

Летала пепельная моль

1925

Орфей в аду >*

Гав гав! Ау ау! Миау мау! Кукареку!

О, караул! Но караул на башне.

Бль! бль! в воде, зачем я прыг<нул> в реку,

О, о, погиб (печальной Мойры шашни).

Реку Тебе, неостроумный голубь.

О, Боже! Можжевельная вода?

Ты мне для лека. Утонул я голый.

Иду на дно, должно быть, в ад? о, да.

Усаты духи шепчут у сосудов,

В которых парится неправедная плоть.

О, Бог, скорей, о бок, Ты безрассуден.

Антропофаги жмут людской приплод.

Но, о, реку, ура, реку из речки.

Казалось, им необходим партнер.

Сажусь играть, сдаю, дрожа (у печки).

Какая масть ко мне пошла, синьор!

<1925–1927>

Le chant d'Albinos >*

На белые слоны садится снег

Они трубят засыпанные мраком

Они слегка шевелятся во сне

Слегка ползут по бельведеру раком.

Их помнит ли еще слоновый бог

С пронзительными круглыми клыками

Которые он сну втыкает в бок

Жует его как мягкий пряник (камень)

А человек застигнутый внутри

Раздавленный воздушными зубами

Не знает: То моря? леса? ветры?

Несут его топча и мня ногами

Или́, Или́ священная душа

Проснувшаяся к бытию внезапно

Выкладывает с шумом антраша

Прекрасно беспрестанно и бесплатно

И весело поет визжа слегка

Слегка стеная в небольшом надрыве

Пока во сне слезает с потолка

Ее убийца с веером игривым

1926

«На иконе в золотых кустах…» >*

На иконе в золотых кустах

Богородица сидит в грустях

Прародительница и приснодева

Победительница древней Евы

И на пальцах держит эта дама

Маленького красного Адама

А внизу под розами лампад

Расстилается электроад

Там царит двойник княжны пречистой

Призрак важный, влажный лев плечистый

Заместительница герцогини

Повелительница и богиня

Весело галдит чертячий двор

Ходит колесом бесстрашный вор

И Иуда с золотого блюда

Кровь сливает в ожиданьи чуда

И поют хоры детей-чертей

О земле о чудесах страстей

О зари лиловых волосах

О земных редеющих лесах

И цветут шипы еловых роз

Ржанье тонкое рождает паровоз

Стойте теплое завидев вдалеке

Отраженье электричества в реке

И несется налегке трамвай

В загородное депо как будто в рай

И за ним в цилиндре Гумилев

(На подножку подскочить готов)

С поезда в пальто слезает ночь

К ней бежит носильщик ей помочь

Выкатить тяжелую луну

Выпытать ночную истину

Но шумит во сне машинный край

Будто арфами снабженный щедро рай

И с ночным горшком на голове

Пляшет неизвестный человек

А вокруг как бабочки грехов

Реют в воздухе листки стихов.

1926 париж

Незавершенное и зачеркнутое

«Грохотанье струй изгоняет печали…» >*

Грохотанье струй изгоняет печали

И мне кажется, жизнь разойдется, как дым

Вот последние жидкие стрелы упали

Потемневшие лошади просят воды.

Я гулять выхожу на бесхитростный зов

Все случайное в жизни поэты лелеют

И ошибки слетающих к нам голосов лилеи.

Вдоль дороги бездумный столбов контрабас

<1925–1927>

«О жупел мужа жалости лишай…» >*

О жупел мужа жалости лишай

Семьи семит ногами семенит

Не помешай. Варенье помешай

Я помяну был буль о семеню.

Я поманю Тебя о помяну

Поминки соопровождает дача

О дача эта прямо неудача

Минуть бы ан минуть без тэ мину

У ми ну до фасоль ре ми фа до

Додо тебе дада клиторатуре

Халтуре туры всякие атуры

Сидон Гвидон дон дон о кошкин дом

Забыл я был быль эту некий биль

Стихов дрочену из яиц сеченых

Быль быль буль дог док бок автомобиль

Пекись печенье наше попеченье

<1925–1927>

«Я Библию читал едва-едва…» >*

Я Библию читал едва-едва

Едва не задремав от безразличья

Мертвы, мертвы шикарные слова

Увы! пришли другие дни для душ

И каждый храбро делает как хочет

Скелет идет и принимает душ

Потом[13] в кинематографе хохочет

Война и мир >*

П.Х.