Оренбургский владыка - [115]

— Поставь котелок на место, — приказал красноносому Африкан.

Казак очнулся, закряхтел, будто держал бревно, со скрипом сложился и поставил котелок на песок.

— Молодец, — похвалил его Африкан, — а теперь три шага от котелка назад — арш!

Красноносый послушно исполнил.

— Кругом! — подал новую команду Африкан. — Ша-агом арш!

Казак вскинул голову — перед ним была вода. Куда идти-то? В озеро?

Африкан поднял ствол пистолета.

— Я же сказал: арш! Не выполнишь команду — застрелю! — в голосе калмыка зазвенели угрожающие железные нотки. — Пошел!

Красноносый всхлипнул вновь, оглянулся моляще — прозрачная мирная гладь озера его пугала, он сделал несколько нерешительных шагов к воде и остановился. Застояться красноносому Африкан не дал, подогнал резким, как удар хлыста, вскриком.

— Пошел!

Красноносый дернулся, будто его пинком опечатали ниже спины, сделал еще несколько шагов и снова остановился.

— И-и-и! — взвыл жалобно вояка.

Африкан, почти не глядя, ткнул перед собой пистолетом, нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел.

— Пошел в воду! — крикнул он. — Плыви!

— Куда плыть-то? — голос у красноносого был слезным, дрожащим.

— На ту сторону Зайсана!

До противоположной стороны Зайсана было, наверное, не менее сотни километров. Красноносый хотел стащить с себя сапоги, но Африкан не дал ему сделать и этого, опять гулко саданул из пистолета.

— И-и-и-и! — красноносый взвыл снова, аккуратно разгреб носками сапог перед собою воду — будто бы раздвинул озеро — вошел в воду по колено, остановился.

— Что-то ты, паря, совсем ленивым стал, — насмешливо проговорил Африкан, ловко, будто фокусник в цирке, подкинул пистолет, поймал его, нажал на спусковую собачку.

Стрелял Африкан метко — пуля пробила воду у самых ног красноносого, загоняя его дальше в озеро. Войдя в воду по грудь, красноносый снова остановился и провыл, давясь воздухом, слезами:

— И-и-и-и! Я плохо плаваю.

— В воду марш!

Красноносый вошел в воду по шею, приподнялся на цыпочки и, взбивая крупные брызги, бухнул сапогами один раз, другой, третий и умолк.

— Вперед! — Африкан махнул пистолетом.

Наступила пора, когда Дутов стал колебаться, не зная, как быть — то ли верить Касымхану Чанышеву, и верить до конца, либо не верить вообще. Отец Иона, понаблюдав за Чанышевым, пустив по его следу нескольких довольно толковых топтунов, задумчиво чесал пальцами жидкую бороду, слушая их доклад, но сам ничего не говорил, лишь усиленно ворочал мозгами, — и все про себя, молчком, молчком…

— Ты чего, святой отец? — спрашивал у него Дутов, но отец Иона, ничего не говорил. — Чуешь чего-нибудь? — настойчиво подступал к нему Дутов. — Может, факты какие-нибудь у тебя есть?

— Пока нет, — подавлял в себе вздох отец Иона.

— Тебя не поймешь, — сердито произносил Дутов, — то ты балаболишь безумолку, будто баба, успешно продавшая на базаре мешок картошки, то молчишь, словно к языку у тебя прилип кусок смолы. Скажи что-нибудь определенное!

— В том-то и дело, отец родной, что ничего определенного сказать не могу. Пока не разберусь…

— Ты разберись, разберись… Мне это важно знать. Чем быстрее — тем лучше.

Очень хотелось отцу Ионе в такой ситуации отличиться, прихватить на чем-нибудь Чанышева, уже несколько раз пробовал он это сделать, но все попытки оказались пустыми, и на Касымхана поп пока ничего не добыл, никакого компромата.

При встречах с Касымханом он был ласков, голос его делался тихим, воркующим, глаза прощупывали фигуру гостя, старались зацепиться за какую-нибудь костяшку, проникнуть внутрь, но ничего у отца Ионы из этого не получалось.

— Никак не могу понять, кто вы есть на самом деле, — как-то сказал Дутов Чанышеву.

В ответ тот тихо, едва приметно улыбнулся:

— Кто я есть на самом деле, вы, Александр Ильич, знаете не хуже меня.

— Это не ответ, господин Чанышев, — неудовлетворенно покачал головой Дутов.

— Почему, Александр Ильич?

— Говоря вашим языком, потому, что вы также знаете лучше меня.

Вскоре после этого разговора Чанышев уехал в Джаркент. Прошло немного времени, и Еремеев, работавший теперь коневодом в милиции, — лучшего места для него даже придумать было нельзя, оно очень устраивало постаревшего Еремея, — передал Касымхану письмо. Чанышев вопросительно глянул на коневода.

— От атамана, — коротко пояснил тот.

«К.Ч. Ваш обратный приезд в Джаркент меня удивил, и я не скрою, что принужден сомневаться и быть осторожным с Вами, поэтому впредь до доказательства Вами преданности нам, я не сообщу многого. Сообщу лишь последние сведения, полученные три дня тому назад».

Колючий тон письма Дутова нехорошо удивил Чанышева, он резко обернулся — если бы засек чей-то взгляд, постарался бы немедленно разобраться с этим человеком. Но на него никто не смотрел.

«Ваши большевики озверели потому, что им будет конец, — писал дальше атаман. Тон письма был нервным. — У меня был один мусульманин с Кубани и передал письмо Врангеля. Содержание его не скажу. Деньги от Врангеля я получил. Врангель взял Екатеринодар, Владикавказ, Новочеркасск и Астрахань. Все казачьи войска с ним. Мы теперь имеем тесную связь, и надо сейчас не играть на две лавочки, а идти прямо».