Оренбургский платок - [27]
В оренбургские веси хлынули и заполонили, что твоя саранча, перекупщики. За ничто, дарма почитай скупали барышники пуховое добро. А в громких столицах да в прочих почтенных городах всё это, взятое задешевле грибов, спускали по крутой цене.
А что до самих вязалок, так они в миллионстве не тонули. Напротив совсем. При малой плате, когда, случалось, не покрывался не то что труд – материал даже не окупался, ветер гуливал в карманах, и бездолье ко многим приставало, как слепой к тесту. Понятно, при такой неуправке сама вязка и её качество скачнулись к убыли.
И вот тут-то в горькую судьбину платка державно вошла Елена Михайловна Ершова, жена нового губернатора.
Ершова дерзостно отвадила залётных спекулей.
По доброй цене она скупала платки и через доверял сбывала в Петербурге, в Москве.
Ожили казачки. Заработали с дорогой душой.
Поглядели, поглядели на них завистливым глазом да и сели за спицы даже те, кто до этого вовсе и не вязал.
Впятеро больше против прежнего стали работать платки.
Оно и пояснить за милую душу просто.
Казачки начали, вправде сказать, выручать по две платы. Отдают дома – уже с барышом. А после ершовской продажи на стороне всплошь да рядышком плюсуют ещё такой же прибыток, о котором суеверно предпочитали не сарафаниться[186]. Большие деньги любят тишину.
Отвязалась нужда.
Ершова твёрже налезла на качество.
Делала заказ и чуть тебе не силком понуждала в чистые пуховые нити вливать шёлковые.
Новизна накинула блеску. Платок сразу заиграл. Стал ещё нарядней, богаче, роскошней.
Одно слово, отдай всё – мало!
По ершовскому рецепту вяжут и посейчас.
А между тем Ершова продавала платки не только в России, но и в чужих землях. Снарядила и заслала партию даже в сам Чикаго, на «Всемирную Колумбову выставку в память 400-летней годовщины высадки Колумба».
Какое же последствие?
Помимо мгновенной распродажи Чикаго отжаловал шесть медалей с дипломами.
В одном вот такие слова:
Американские Соединённые Штаты по постановлению Конгресса уполномочили Всемирный Колумбов комитет при международной выставке, устроенной в Чикаго в 1893 году, выдать медаль госпоже Рыковой (Оренбург, Россия) за присланные на выставку платки. Выставленный материал состоит из козьего пуха, искусно подобранного и расчёсанного рукой, отличается необыкновенной лёгкостью и шелковистостью. Изделия замечательны по своим оригинальным и богатым узорам, что свидетельствует о большой опытности в ручном вязании.
Вон оно как заокеанская Америка про нас-то!
24
И на коз честь пала.
Добрые платки эти работают из пуха козы, что припожаловала к нам то ли с Тибета, то ли с Памира.
Народ высортировал самолучшую породу. Отменней и не надо как подладилась она к нашей жизнёнке.
Летом в оренбургских степях и предгорках лютует сорокаградусная жара. Зимой сорокаградусные морозяки. В лихорадку[187] ураганы срывают с ног лошадей.
И от зноя, и от стужи спасает коз подшёрсток. Мягкий, нежный пух. Он тонок, лёгок. Его способно прясть.
За такие плюсы заграница живо-два проторочила дорожку к нашему к пуху и напала на него, как гуси на мякину.
Парижане накатились ладить шали.
Англичане затеяли мастачить пуховые платки на наш манер. Отчего так и прозвали их сами «имитация под Оренбург».
Всё бы оно и ничего. Да не по карману оказалась приятность таскать пух по кругосветью из края в край.
И отважилась тогда заграница завезти на расплод самих наших коз.
В 1818 году французы отрядили в нашу сторону посланника своего Жубера. Пролаза этот так и эдак излетал нашу землю. Где коза во дворе, туда и чужедальний льстивый козёл с бородой:
– Кéзинька-кезинька-кезинька[188], голубушка!..
Гонялся, гонялся, а надёргал-таки тыщу триста горьких козушек и, ох, смерть моя, родимец тебя уходи, пешим порядком погнал балахвост[189] экую тучу к морю.
Вряд ли какая платошница хоть и раз была на море.
Так зато козушке-то нашей чести что! В Крыму уже чин чином спроводили на корабль.
А с корабля коза выше коровы в поле!
Проводили, уняли мостки да и покатили несчастных.
Сегодня Стамбул. Назавтра тебе вид ещё почудней.
А там и сам Марсель…
Всё про всё лишь третинка снесла долгое странствие в духотище трюмов, набитых битком.
За козами уход держали – не всякая мать смотрит так за своей родной кровинкой. Всё одно проку пшик. Климат не тот. В самой скорой скорости шерсть козы решилась тех плюсов, возради чего её и везли. Коза полысела. Если у нас за год с козы начёсывали до 450 граммов чистого, отборного пуха, то на новом месте всего-то сто грамулек.
Не ужилась, не приняла, не прилюбила наша козушка и Англию, и Южную Америку.
Разборчивая. Умничка. Всё на стороне не по ней.
Да что его кивать на заграницу?
Уже в наши дни, недавно вот совсем, переправили партию коз на Кавказ.
Чего уж лучше? Юг! Живи не хочу!
И не захотела!
Юг она любит.
Да только нашенский.
Уральский. Щедрый на свирепые морозы и зной.
Козушка наша чувствует себя как дома только дома.
Вот про что я услыхала от Цветочки.
Отворила мне Цветочка глаза.
Заворожила меня история.
Заворожила и сама Цветочка.
Заворожила и посверх меры подивила.
Бабака я на слово скорая. Не по мне топтаться вокруг да около. Напрямки и полосни:
Раньше основная часть этой книги юмора была напечатана под названием «Блёстки» в пятом томе собрания сочинений А.Н.Санжаровского в десяти томах (тринадцати книгах). Москва, 2004.
Грузинская поэма «Кавказушка» воскрешает необычные события Второй мировой войны.Простая грузинка мать отправилась на фронт к раненому сыну в Россию, под Новороссийск, и через некоторое время уже с выздоровевшим родным сыном бок о бок с русскими сражалась против общего врага на кубанской земле.За эту поэму автор удостоен Всероссийской литературно-художественной премии «Золотой венец Победы» за 2011 год (Москва).
«Неужели мы никогда не расплатимся ничем за пренебрежение к истории своей, воплощённой в конкретной старухе, старике? В единичной, частной судьбе, которая неотделима от судьбы Отечества?»Эти строки я с удовольствием взял бы эпиграфом к этой повести, настолько метко в них слита суть произведения.Простая история. Двое прожили совместную долгую жизнь. Коллективизация. Война. Оккупация. Восстановление… Жили одними заботами со страной.Нажили они семерых детей. Но брак так и не зарегистрировали. Так получалось – за неотложными делами всё некогда было.
Остросюжетный роман «Сибирская роза» повествует о трагической судьбе потомственного врача-онколога Таисии Викторовны Закавырцевой. Тридцать лет сибирская волшебница, Воительница излечивала раковые заболевания, сочетая опыт народной медицины с официальной.
Это сборник коротких рассказов в русских народных пословицах, поговорках, присловьях, приметах, загадках обо всём том, что окружает человека. Мне не хочется выводить самого человека за рамки этих своеобразных рассказов, поскольку для человека «природа не храм, а мастерская, и он в ней работник». Не потому ли народ, слагая пословицы, скажем, о зверях или птицах, не забывал в этих пословицах и самого человека?Примета - дитя опыта. Многовекового опыта народа.Она заслуживает глубокого внимания и изучения.Анатолий Санжаровский.
В основу повести положен рассказ мальчика о том, как он в войну, в свои пять лет, ездил с мамой на последнее свидание с отцом, чья часть прибыла на передышку и пополнение в Батум. Вскоре после этой встречи отец погиб на фронте.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
«Каменный Пояс» – эпическое полотно, охватывающее период русской действительности от конца XVII века до 70-х годов XIX века. И хотя стержнем повествования служит история рода уральских горнозаводчиков Демидовых – от сметливого кузнеца Никиты, зачинателя «дела», до немощного, развращенного роскошью Анатолия, князя Сан-Донато, завершившего родословную, – главным героем трилогии является талантливый, трудолюбивый русский народ, терпеливый и мятежный. Автор создал целую галерею запоминающихся образов мастеровых людей, зримо предстают и Демидовы, жестокие, властолюбивые, гордые своей силой и властью над человеком. Книга заканчивает трилогию «Каменный пояс».
Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка (1852—1912) современники сравнивали с крупнейшим французским писателем Эмилем Золя. Роман «Дикое счастье» рассказывает о золотой жиле, которую нашел главный герой Гордей Брагин. Золото оказывается для многих испытанием, которое немногие проходят. Сам писатель считал необходимым рассказать о проблемах уральской жизни того времени, к числу которых относилась «золотая горячка», вызванная бурным развитием капитализма и открытием новых золотых месторождений. По словам писателя, он попытался рассказать о том, как в далекой уральской дыре «дикое богатство погубило не одну хорошую семью, крепкую старинными устоями».
Молодая жена барина принудила крепостного кузнеца Архипа Санкова стать ее любовником. Благородному сердцем и чистому душой юноше претила такая связь, и он, набравшись решимости, рассказал о ней хозяину. К удивлению Архипа, тот спокойно выслушал рассказ и неожиданно, вместо жестокого наказания, выдал крепостному «вольную грамоту». На прощание барин сказал Архипу, кто его отец и где его искать. Пять лет ходил кузнец по свету в поисках отца, но… Везде его ожидало только разочарование. И вот однажды волею судеб он попал в провинциальный степной городок Оренбург.
Уральские горы – Каменный пояс – издавна привлекали наших предков, привыкших к вольным просторам Русской равнины, своим грозным и таинственным видом и многочисленными легендами о богатствах недр. А когда пала Казань, ничто уже не могло сдержать русских первопроходцев, подавшихся осваивать новые земли за Волгой. И седой Урал, считавшийся едва ли не краем земли, вдруг оказался всего лишь вратами в необъятную даль Сибири...