Орельен. Том 2 - [21]

Шрифт
Интервал

Неужели с вами, вернее против вас, я действую смелее, чем против него, Орельен… А знаете, что дает мне эту решимость, направленную против нас обоих, Орельен? Это то, что в моих глазах вы настолько сильнее, прекраснее, привлекательнее, чем он. Вас любят. Даже если вам не нужна эта любовь. И я тоже вас люблю. Вас будут любить. Вы никогда не будете одиноким.

Эта мысль страшнее, чем все остальное. Не пошлю этого письма. Слишком я вас люблю. Я должна была вам это сказать. Я не могу оставить вас с той моей ложью… Я люблю вас, люблю, Орельен, буду любить! Прощайте, моя любовь, не пытайтесь увидеть меня. Я вас никогда не забуду. Буду думать о вас каждую минуту, среди людей, на улице. И никогда не полюблю никого, кроме вас. Прощайте. В нашей любви будет хоть то утешение, что ничто никогда не сможет ее убить или унизить. В первый и последний раз обнимаю вас, Орельен, и прижимаю вас к себе, маленький мой, мой милый, моя любовь!»

LI

Чего ждал Орельен от подобного шага? В том смятении, которое вызвало в нем письмо Береники, он в сотый раз давал себе клятву воздержаться от принятого решения, сотни раз возвращался к нему. Кончилось тем, чем должно было кончиться: победило чувство нетерпения, гнева, потребность вновь увидеть Беренику. И вот он очутился на пороге квартиры Барбентанов, на улице Рейнуар, и стоял лицом к лицу с лакеем в белых нитяных перчатках, открывшим ему дверь. Орельен спросил, дома ли Эдмон. Мосье нет дома, и мадам тоже. А мадам Морель? Мадам Морель ушла вместе с мадам Барбентан, но, может быть, мосье угодно видеть мосье Мореля… Нет, нет… Орельен поспешно повернул обратно, но дверь, ведущая из гостиной, распахнулась и в передней вдруг появился мужчина, скорее низенького роста, полноватый, в слишком обтянутом, не по сезону светлом пиджаке. Он протянул Орельену левую руку.

— Мосье Лертилуа! Входите, входите… Очень рад с вами познакомиться… я так много о вас слышал… я муж мадам Морель!

В этом неожиданном появлении супруга Береники было что-то одновременно и смехотворное и тягостное. Орельен не знал, как выпутаться из положения. Он пробормотал было «я никак не думал»… сам покраснел от своих слов, почувствовал, что он так же смешон, как и его собеседник, и поэтому, мысленно махнув на все рукой, последовал за господином Морелем в гостиную… Так как господин Морель вежливо пропустил гостя вперед, Орельен успел заметить только одну физическую особенность своего соперника, которая ускользнула от него в первую минуту встречи: правый рукав пиджака свободно и плоско свисал с плеча.

— Садитесь, пожалуйста, мосье Лертилуа…

— Я зашел по пути повидаться с Эдмоном… по делам…

— Знаю, знаю, я в курсе… Эдмона нет дома… Но, поверьте, я счастлив, что случай привел меня познакомиться с вами…

После этих слов оставалось только сесть, и пока гость и хозяин обменивались привычно вежливыми фразами, Орельен разглядывал Люсьена Мореля не без тревоги и не без удивления. «Я столько, столько о вас слышал…» Обычная формула вежливости, но Орельен с какой-то неловкостью представил себе разговоры, в которых звучало имя Лертилуа, разговоры в присутствии мужа. Где начиналась, где кончалась ложь?

Люсьену Морелю было, должно быть, не больше двадцати шести лет, но, глядя на этот преждевременно облысевший лоб, довольно редкие темно-русые волосы, зачесанные назад, на эту приземистую фигуру, ему вполне можно было дать все тридцать, хотя припухшая верхняя губа, большие выпуклые глаза и нос с горбинкой придавали его лицу отчасти ребяческий вид. Никто бы не назвал его некрасивым, но все портило почти приторное выражение доброты, жирная кожа, блестевшая у крыльев носа и на висках, и слишком густые черные брови. На щеках заметны следы пудры, пожалуй, чересчур белой для кожи такого оттенка. Словом, мужчина, который явно следит за собой. Во всяком случае, за своим туалетом. Но странно другое… Береника ни разу не говорила о том, что у него нет руки…

— Вы еще побудете в Париже?

И тут же Орельен испугался, что эта светски безразличная фраза с головой его выдаст. Что за идиотская мысль явиться без зова на улицу Рейнуар?

— Мы уедем сразу же после Нового года, Береника ужасно жалела, что не увиделась с вами…

— Я был занят последние дни… Но надеюсь…

— Не извиняйтесь, пожалуйста. Я вас прекрасно понимаю. Береника жалела потому, что вы были так любезны с ней во время ее пребывания в Париже, а ей очень нужно было рассеяться.

Нестерпимо! И все же Орельен не мог заставить себя отвести глаз от пустого рукава. Вообще-то Орельен не особенно умел поддерживать беседу. Он был лишен дара светского красноречия. Да и что мог он сказать Люсьену Морелю? А Люсьен Морель, казалось, чувствовал себя более чем непринужденно. Что это — наивность или лицемерие?

— Я очень счастлив, — продолжал он, — что мы увозим с собой малышек… Береника просто обожает детей.

— Вы увозите девочек? — переспросил Орельен, только чтобы поддержать разговор.

— Да, увозим. Эдмон с Бланшеттой уезжают, они будут кататься на лыжах, ну и отдают нам пока девочек… Я рад за Беренику… Ей всегда так хотелось иметь детей… — Люсьен вздохнул и провел ладонью по лбу. Потом взглянул на Орельена таким бесконечно добрым взглядом, что тому стало неловко: — Знаете, я иногда думаю, почему бы нам не усыновить ребенка. А то ведь Береника не может чувствовать себя счастливой. Да, не может! — Он снова вздохнул: — Возможно, вы спросите, зачем я начал такой разговор? Подумаете, что… Но должен сказать, мне столько о вас говорили… мне даже стало казаться, что мы с вами знакомы, положительно знакомы. Я все болтаю о своих делах и ничего вам не сообщил о здоровье Бланшетты! Бланшетта совсем, совсем поправилась…


Еще от автора Луи Арагон
Коммунисты

Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.


Молодые люди

В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).


Римские свидания

В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).


Стихотворения и поэмы

Более полувека продолжался творческий путь одного из основоположников советской поэзии Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978). Велико и разнообразно поэтическое наследие Антокольского, заслуженно снискавшего репутацию мастера поэтического слова, тонкого поэта-лирика. Заметными вехами в развитии советской поэзии стали его поэмы «Франсуа Вийон», «Сын», книги лирики «Высокое напряжение», «Четвертое измерение», «Ночной смотр», «Конец века». Антокольский был также выдающимся переводчиком французской поэзии и поэзии народов Советского Союза.


Страстная неделя

В романе всего одна мартовская неделя 1815 года, но по существу в нем полтора столетия; читателю рассказано о последующих судьбах всех исторических персонажей — Фредерика Дежоржа, участника восстания 1830 года, генерала Фавье, сражавшегося за освобождение Греции вместе с лордом Байроном, маршала Бертье, трагически метавшегося между враждующими лагерями до последнего своего часа — часа самоубийства.Сквозь «Страстную неделю» просвечивают и эпизоды истории XX века — финал первой мировой войны и знакомство юного Арагона с шахтерами Саарбрюкена, забастовки шоферов такси эпохи Народного фронта, горестное отступление французских армий перед лавиной фашистского вермахта.Эта книга не является историческим романом.


Римского права больше нет

В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).


Рекомендуем почитать
Старинные индейские рассказы

«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».


Жук. Таинственная история

Один из программных текстов Викторианской Англии! Роман, впервые изданный в один год с «Дракулой» Брэма Стокера и «Войной миров» Герберта Уэллса, наконец-то выходит на русском языке! Волна необъяснимых и зловещих событий захлестнула Лондон. Похищения документов, исчезновения людей и жестокие убийства… Чем объясняется череда бедствий – действиями психа-одиночки, шпионскими играми… или дьявольским пророчеством, произнесенным тысячелетия назад? Четыре героя – люди разных социальных классов – должны помочь Скотланд-Ярду спасти Британию и весь остальной мир от древнего кошмара.


Два долгих дня

Повесть Владимира Андреева «Два долгих дня» посвящена событиям суровых лет войны. Пять человек оставлены на ответственном рубеже с задачей сдержать противника, пока отступающие подразделения снова не займут оборону. Пять человек в одном окопе — пять рваных характеров, разных судеб, емко обрисованных автором. Герои книги — люди с огромным запасом душевности и доброты, горячо любящие Родину, сражающиеся за ее свободу.


Под созвездием Рыбы

Главы из неоконченной повести «Под созвездием Рыбы». Опубликовано в журналах «Рыбоводство и рыболовство» № 6 за 1969 г., № 1 и 2 за 1970 г.


Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

Александр Житинский известен читателю как автор поэтического сборника «Утренний снег», прозаических книг «Голоса», «От первого лица», посвященных нравственным проблемам. Новая его повесть рассказывает о Людвике Варыньском — видном польском революционере, создателе первой в Польше партии рабочего класса «Пролетариат», действовавшей в содружестве с русской «Народной волей». Арестованный царскими жандармами, революционер был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер на тридцать третьем году жизни.


Три рассказа

Сегодня мы знакомим читателей с израильской писательницей Идой Финк, пишущей на польском языке. Рассказы — из ее книги «Обрывок времени», которая вышла в свет в 1987 году в Лондоне в издательстве «Анекс».


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.