Орел смотрит на солнце - [87]

Быть может, волжскую кручину

Хотел он морю передать, —

К нему лицом он пел «Лучину»,

Так пел, как мог лишь он певать.

Тоску народную по свету,

По лучшей доле на земле

Вложил Шаляпин в песню эту

В ту ночь пред морем на скале.

И будто понимало море,

Внизу приглушенно шурша,

Как изнывала в русском горе

Большая русская душа.

…

А на скале, как на эстраде,

Все так же к морю обратясь,

Шаляпин пел не скуки ради,

А будто бы заре молясь.

Он пел о том, что «Жил когда-то

Король, — при нем была блоха…»

И жутко было от раскатов

Могучих взрывов «Ха-ха-ха!..»

Могло и море слышать, — плохи

Еще дела людей нагих.

Король был снят, — остались блохи

В кафтанах бархатных своих.

Поэт знает, что победа трудящихся добыта в кровавой борьбе. Но гем и дороже она, эта победа.

Какой бы ни была багровой,

Заря пришла!.. Сияй, заря!

Завоеванья Октября

В жизнь проводи рукой суровой.

(«Великий Октябрь»)

Жизнь наша, время великих свершений требует сильных людей, и «не годится тот, кто хилый, для исполинского труда».

Поэт видит мощный луч Октября, светящий над всей планетой; народ наш открыл новую эру в истории человечества. И Ценский гордится этим.

Но все и вся преодолев, —

Разруху дикую и голод, —

И слабых стон, и сильных гнев, —

Наш новый строй, хотя и молод,

Однако людям древних стран

Он указал дорогу к свету…

(«Размах»)

Как современник и боец, Ценский хочет идти бок о бок с молодыми строителями новой жизни, волнением которой он охвачен по-юношески горячо; его сердцу знакомы и тревоги и радости грядущего, завтрашний день Отчизны, в величие и торжество которого он так верит. Вера в светлое будущее рождается в нем из веры в неистребимую силу и гений своего народа, который выстоял перед многими ураганами истории, одолел всех врагов, пришедших с мечом на его землю.

Народ-силач отбросил их ораву,

Идет, как шел, к намеченной мечте.

И пусть оттуда, изо мглы тумана,

Ему грозят кровавою войной, —

Земля, которая не меньше океана,

С ним встанет рядом на последний бой!

(«Русскому народу»)

Этот внутренний пламень, жар души, как говорил сам поэт, страстная прямота русского характера видны в каждой строке его лучших стихов. Какой чистотою чувств и цельностью характера звучат похожие на девиз строки:

Так живи, чтоб жалости

Не возбудить ни в ком.

Чтобы приступ усталости

Был тебе не знаком.

Чтоб подальше, сторонкою

Обошла тебя хворь.

Песню петь — только звонкую,

Спорить — яростно спорь.

Закали себя смолоду

И не прячься ты в тень,

Если даже от голоду

Туго стянешь ремень…

(«Так живи»)

В этих словах, упругих, простых и точных, — весь Сергеев-Ценский, художник и гражданин. Он понимал, что стихи его не понравятся стилягам от поэзии, что в лучшем случае их сочтут старомодными. 3 января 1953 года он записал в «Дневнике поэта»:

НЕПОЭТУ

Ты думаешь, что рифмовать строку

И рвать ее в клочки — поэзия? Напрасно!

Поэзия не то… Есть «Слово о полку» —

Лет восемьсот живет, и как оно прекрасно!

Поэзия — в чем ум и глубина,

Чем восторгаются, что мощно всех волнует.

Что просветляет жизнь, как солнца луч, до дна,

А у тебя она и не ночует!

Вспомним, когда-то Маяковский говорил о своей поэзии:

Знаю,

лирик

скривится горько,

Критик

ринется

хлыстиком выстегать:

— А где ж душа?!

Да это ж —

риторика!

Поэзия где ж?

Одна публицистика!!

О таких критиках Сергей Николаевич писал в «Дневнике поэта»:

«Тащить и не пущать» — твое предназначенье,

Но почему ж ты в критики попал?

Тебе бы дать шинель, свисток, вооруженье,

А критика — совсем не твой квартал.

Белинский критик был! Он понимал искусство!

Он соплеменник был всем истинным творцам.

И светлый ум имел, и сколько было чувства!

Ты ж… не Белинский, нет, — сознайся в этом сам.

(«Некритику»)

Эти строки относятся к 1953 году. А 10 августа 1955 года он опять возвращается к той, по словам Е. Петрова, грубой и вульгарной критике, которая только портила художнику жизнь. В «Дневнике поэта» мы находим восемь строк:

Если ты атлет, то гири поднимай,

Если ты бегун, то бегай без оглядки,

Если ты вратарь, мячи не пропускай,

Если ты влюблен, люби во все лопатки;

Ну, а если книг читать ты не привык,

Если пить и жрать — одна твоя отрада,

То какого ж черта, скажем напрямик,

Учишь ты меня, как мне писать их надо.

Как писатель, он знал себе цену и шел в литературе своей дорогой. Он не мог покривить душой ни в своем творчестве, ни в жизни: за это его любили и уважали. Очень справедливы его слова о себе самом, датированные 25 мая 1954 года:

Ни из кого и никогда

Не создавал себе кумира,

Спины не гнул пред сильным мира

И дня не прожил без труда.

Когда наши недруги за рубежом на всех перекрестках шумели о «свободе творчества», о том, что якобы советские писатели лишены такой свободы, Сергей Николаевич записал в «Дневник поэта»:

Я свободней себя никого не видал,

Никогда не сидел под замком,

И цепей я не рвал: не слыхал я о том,

Кто бы в цепи меня заковал!

Вон орел надо мною кружит в вышине,

Смотрит, жив ли, кто песней богат…

Жив пока еще, жив! Вольно дышится мне!

Шлю привет тебе, младший мой брат!

(«Орлу надо мною»)

В «Дневнике поэта» много веселого народного юмора («Рецепт долголетия»), немало и злых сатирических строк:

С детства его захвалили,

С детства его заласкали,

И молодой его силе