Орел смотрит на солнце - [101]

…— О себе самом я не говорил…

…— Я вижу это по тону!.. Где картины их?

Спросил так быстро и настолько переменив голос, что Ваня не понял.

— Чьи картины?

— Этих… современных твоих?.. Венец и предел!..

— Сколько угодно!..

— Картин?.. С каким-нибудь смыслом?.. Со сложной композицией?.. Картин, которые остаются?..

— Э-э… картины!.. Это — брошенное понятие… — вяло сказал Ваня…

— Как это «брошенное понятие»? — очень изумился отец, глядя на Ваню зло и остро.

— Теперь — находки, а не картины… Открытия, а не картины… Одним словом, — разрешение таких задач, которые…

— А что ж такое была картина… и есть! Она тоже была… и осталась!.. Находкой!.. Открытием!.. И во всякой картине решались технические задачи… Но они были соз-да-ния духа!.. Они были твор-че-ство!.. И они оставались… и жили столетиями… И живут!.. А теперь?» («Обреченные на гибель»).

Прежде всего следует сказать, что мысли, высказанные Сыромолотовым-отцом в споре с сыном, — это в какой-то мере мысли автора, идейно-эстетическая платформа Ценского. Как видно, он заявил о ней во всеуслышание. И это не могло понравиться приверженцам и глашатаям декаданса в молодой советской литературе и искусстве. Здесь надо искать и причину той жестокой неприязни к Сергееву-Ценскому со стороны отдельной группы критиков.

Вчитайтесь повнимательнее в пылкую речь Сыромолотова-отца, вспомните все этапы идеологической борьбы на фронте искусства и литературы, и вам станет ясно, как глубоко решает писатель всегда злободневный вопрос «Искусство и жизнь». Разве только, в канун империалистической войны нужно было доказывать, что «куча обрезков водосточных труб» не есть искусство, а есть «циничное мошенничество»?

Ничего подобного. Продукция современных абстракционистов — это и есть обрезки водосточных труб. Попытки разрушить художественную форму, изгнать из произведения мысль, идею, содержание, попытки, против которых с таким убийственным сарказмом выступает Сыромолотов-Ценский, были в нашем искусстве на протяжении всей его истории. И не случайно в конце 1962 и начале 1963 года Центральный Комитет КПСС обратил серьезное внимание на то, что «у некоторых художников, например, все явственнее проступает тяготение к абстрактной живописи, что вызывает беспокойство. Абстракционисты перешли к активным действиям — организуют выставки своих «произведений», навязчиво рекламируют их внутри страны и вне ее, выдают себя чуть ли не за единственных представителей подлинного искусства, а всех, кто стоит на позициях социалистического реализма, третируют как «консерваторов».

Кое-кто ставит под сомнение даже требование понятности и доступности искусства. Раздаются голоса, что подлинно новаторское искусство всегда непонятно, так как простые люди якобы не могут воспринимать современный язык искусства, и что наряду с художниками для масс могут и должны быть художники для немногих, избранных».

И разве сегодня не ведутся разговоры о «бешеном темпе» космического (раньше говорили «машинного») времени, о соответствующем ему новом стиле в живописи, в поэзии?

Как говорил секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев, «дело, однако, не только и даже не столько в том, что на выставке московских художников представлены формалистические картины, изображающие каких-то безысходно мрачных, угрюмых и уродливых людей, картины, написанные с явным подражанием буржуазному искусству периода его упадка. Главный вред состоит в том, что картины формалистов превозносятся некоторыми неразборчивыми советскими критиками и теоретиками как новаторские, только и имеющие право на существование, противопоставляются всему лучшему, жизнеутверждающему, что создано реалистическим искусством. Формализм и даже его крайнее выражение — абстракционизм хотят тем самым выдать за столбовую дорогу социалистического искусства».

И все это делается ради одного — пустить дикаря в искусство, чтобы дикарь лишил народ духовных ценностей. Собственно, это и происходит теперь в буржуазном искусстве. Коммунистическая партия и Центральный Комитет не позволяют сделать того же самого с нашим советским искусством, которое является ныне самым прогрессивным, самым народным искусством в мире.

Спор, затеянный Сыромолотовым, продолжается и сейчас. Абстракционисты не могут существовать без отрицания подлинных шедевров мировой культуры (под разными предлогами), потому что такое соседство для них смертельно. Они пытаются воспитать «своего» зрителя, внушить ему, особенно молодому поколению, что Репин и Шишкин — это-де фотография, а вот чудовищно раскрашенные «каменные бабы вместо женщин» или натюрморты, на которых картошку не отличишь от арбуза, — это, мол, и есть настоящие шедевры искусства.

То, что Сыромолотов живет и борется сегодня, — в этом выдающаяся заслуга Сергеева-Ценского. Спор продолжается в искусстве не потому, что осталось что-то неясным и нерешенным. Спор будет продолжаться до тех пор, пока в мире будет существовать почва для антинародного формалистического искусства, нужного классу буржуазии. Рождающиеся на этой почве «слюнтяи» и «сопляки», пустопорожние и бездарные, метящие в гении, поднимают и будут поднимать время от времени такой спор, начатый ими еще с Сыромолотовым.