Орден - [13]

Вдвоем они все ходили и ходили, каждый день огибали по периметру один район города. Крошечный географический квадрат, давно знакомый, где все было известно с детства. Быт сыщиков, при этом сыщиков самых мелких — в ордене это называлось патрулем.

Люди здесь в ордене оказались совсем обычными. Такими не героями и не суперменами. Хотя Лев имел дело только с представителями низшей касты, капелланами и оруженосцами, вроде Чаплина.

Этот человек с фамилией гениального комика совсем на того не походил. Был длинным, тощим, с детской шеей и сложным причудливо вырезанным носом. Совсем молодым. Лев даже подозревал, что с помощью ордена тот как-то косит от службы в армии. Сюда в орден он вступил еще позже Льва, вот только что.

Льву променады с этим пацаном, их бесконечный патруль по городу понемногу начинал надоедать все больше и больше. Он все чаще начинал вспоминать брошенный им полумертвый театр, пошивочный цех и свою швейную машину. Как там сейчас дела?

— Я как зверь. Как стремительная пантера, — все твердил на ходу Чаплин. — Только дайте мне кого-то зарезать. Только дайте!

Засмеялся. Оказывается, пошутил. Всегда трудно понять, когда тот говорит всерьез, а когда нет.

* * *

— Какой гнусный запах! — заметил Лев.

Откуда-то воняло сгоревшим железом и маслом. Все пути к музыкальной школе со всех сторон шли через дворы, узкие переулки, понятные только местному жителю проходы. Там, в школе, в комнате, которую в ордене снисходительно называли сторожкой, они вдвоем должны были получить инструкции от сторожа Эдуардыча.

— Вроде бы одного мелкого местного олигарха авто, — сказал Чаплин. — У него еще дом пытались поджечь. Серьезно с ним так!.. Но говорят, это не наши сожгли, у нас против него ничего нет.

Пройдя в стороне, подальше от машины, вошли во двор школы через маленькую калитку с задней стороны забора.

Эдуардыч разговаривал по телефону. Он не поздоровался с пришедшими, даже вроде не обратил на них внимания. Стоял у раскрытого окна и глядел на чернеющую невдалеке сгоревшую машину:

— …И целых две машины у него за сегодняшнюю ночь сожгли. Одну на автостоянке. Мы выяснили: у него четыре квартиры и дома и восемь машиномест. А фамилия такого крупного автовладельца Рыхлов, ты, наверное, слышал. Он в мэрии какой-то высокий чин, труженик коррупции.

— А еще дом у него пытались поджечь! — попытался вмешаться Чаплин.

Но Эдуардыч не обратил на того внимания. Он внимательно слушал кого-то, прижав к уху трубку.

«Будничные будни», — подумал Лев, глядя на новый плакат.

Сторожка была похожа на лавку старьевщика. Впрочем, Лев никогда такую лавку не видел. Странные предметы непонятно откуда появлялись здесь и также исчезали.

— Есть кому на Рыхлова обижаться, — опять заговорил в трубку Эдуардыч. — Покушений на него в последнее время много происходило. Недавно что-то взрывчатое в канализацию во дворе заложили, где его машина стояла. Едва та отъехала, там все взорвалось. Говорят, люк канализационный по этому двору летал, телохранителю в ногу им угодило. — Потом Эдуардыч помолчал. — Этого не знаю. Думаю, ничего хорошего с ногой после такого не произошло.

Голос в трубке стал громче. Лев расслышал:

— Передай магистру. Главмент в ментовке просит, чтобы мы ночных джигитов в сортирах не топили. Измучились менты их доставать и это говно нюхать. Я этому главменту говорю: все правильно, все по заветам Путина.

— Нету уже джигитов, кончились. Поисчезали, — Чаплин, кажется, тоже все расслышал.

Лев знал, в одном старом районе недавно выселили жильцов из двухэтажных домов и бесхозными остались стоявшие рядом сортиры. Этим воспользовался орден. Народ в городе слишком долго терпел террор ночных джигитов. Заслуживших свое стали потихоньку уничтожать и топить в обезлюдевших местах общего пользования. Полиция охотно оформляла это как самоубийство, наверное, использованное с особенностями национального менталитета.

За время совместной службы Льва и Чаплина случилось только одно событие. Сразу после появления Чаплина в ордене они вдвоем дежурили в ночном клубе, следили за ночными джигитами и один из тех как-то дал в глаз Чаплину. Мимоходом, почти невзначай. Тогда Чаплин возмущенно говорил, что тем недолго торжествовать, мол, ничего, они скоро успокоятся навсегда. Странно, но оказался прав, предвидел будущее. После серии необычных самоубийств джигитов поднялся шум в прессе. Даже появились выступления в прессе мелких кавказских президентов. Те громко заявляли, что кавказские мужчины в сортирах топиться не будут, это чьи-то злодейские преступления. Но те все топились и топились. А сохранившиеся становились все более смирными и потом совсем исчезли.

Эдуардыч, наконец, положил трубку.

— С магистром разговаривал? — спросил Чаплин.

— Нет. С командором, с Кукуком, в Гороховое звонил. А магистр по телефону никогда не говорит.

— А ты этого магистра когда-нибудь видел?

Эдуардыч отрицательно покачал головой. Странно, но только он в ордене имел связь с магистром. Единственное уникальное лицо.

— Хорошо этому магистру, — продолжал Чаплин. — Сейчас сидит в каком-нибудь Гондурасе, в плетеном кресле, курит сигару и смотрит на море.