Орден куртуазных маньеристов - [8]

Помимо яблони да груши

луна свидетелем была,

как наши пламенные души

друг другу отдали тела.

Да соловей бельканто дивным

союз наш пылкий освятил.

И наслажденьем непрерывным

тот май для нас с Анютой был.

Июнь был тоже наслажденьем,

июль был сказкой без забот,

был август дивным сновиденьем...

Сентябрь принес нежданный плод.

Плоды на ветках заалели,

налился силищей арбуз,

и у моей мадемуазели

под грудью навернулся груз.

Внушив нашкодившей мерзавке,

чтоб до поры сокрыла грех,

я подал рапорт об отставке

и скрылся в Питер ото всех.

А года через два на Невском

мне повстречался ротмистр Шпак,

назвал меня жидом еврейским

и потащил меня в кабак,

и там поведал, как Гануся

позор таила, сколь могла,

да наступила вдруг на гуся

и прямо в луже родила.

Мальчонку окрестили Павел,

он сросся пузом с головой,

но Витке, медик полковой,

каприз натуры вмиг исправил.

Мы выпили за здравье сына,

и за Ганусю, и за полк.

Тут заиграли два румына

свой флуераш. И Шпак умолк.

И в это самое мгновенье

меня постигло озаренье:

то Пушкин, Надсон, Мей и Фет -

они виновники паденья

всех жертв моих во цвете лет.

Моими пылкими устами

они сбивали дев с пути,

моими цепкими перстами

сжимали перси их в горсти,

не устыдясь себя вести

разнузданнейшими хлюстами...

Пока пиликали румыны,

себе простил я все грехи.

Весьма полезны для мужчины

российских авторов стихи.

Удачный круиз

Белоснежный лайнер "Антигона"

рассекал эгейскую волну

Я, с утра приняв стакан "бурбона"

вытер ус и молвил: "Обману!",

закусил салатом из кальмара,

отшвырнул ногою табурет

и покинул полусумрак бара,

высыпав на стойку горсть монет.

"Зря ты на моём пути явилась", -

восходя наверх, я произнес:

там, на верхней палубе резвилась

девушка моих жестоких грёз.

Цыпочка, розанчик, лягушонок,

беленький купальный гарнитур

выделял тебя среди девчонок,

некрасивых и болтливых дур.

Впрочем, не один купальник белый:

твои очи синие - без дна -

и точёность ножки загорелой,

и волос каштановых копна -

всё меня звало расставить сети

и коварный план свой воплотить.

Боже, как я жаждал кудри эти

дерзостной рукою ухватить!

Но, храня свой лютый пыл до срока,

в розовый шезлонг уселся я

и, вздохнув, представил, как жестоко

пострадает девочка моя.

И шепнул мне некий голос свыше:

"Пожалей, ведь ей пятнадцать лет!"

Я залез в карман и хмыкнул: "Тише", -

сжав складное лезвие "Жиллет".

Вечером явилась ты на танцы.

Я сумел тебя очаровать,

а мои приятели-испанцы

вусмерть упоили твою мать.

Я плясал, но каждую минуту

бритву сжать ползла моя рука.

В полночь мы вошли в твою каюту,

где маман давала храпака.

"Мама спит, - сказал я осторожно. -

Почему бы не пойти ко мне? "

Ты шепнула: "Это невозможно", -

и, дрожа, придвинулась к стене.

Опытный в делах такого рода,

я тебя на руки подхватил

и по коридорам теплохода

до своей каюты прокатил.

"Ты не бойся, не дрожи, как зайчик,

я к тебе не буду приставать.

Щас вина налью тебе бокальчик", -

молвил я, сгрузив тебя в кровать.

Я разлил шампанское в бокалы

и насыпал белый порошок

в твой бокал. К нему ты лишь припала -

и свалилась тут же, как мешок.

"Спи, усни красивенькая киска", -

бросил я и бритву разомкнул,

и, к тебе пригнувшись близко-близко,

волосы на пальцы натянул,

и, взмахнув отточенной железкой,

отхватил со лба густую прядь...

Чудный череп твой обрить до блеска

удалось минут за двадцать пять.

В мире нет сильнее наслажденья,

чем улечься с девушкой в кровать

и всю ночь, дрожа от возбужденья,

голый череп пылко целовать.

В этой тонкой, изощрённой страсти

гамлетовский вижу я надрыв.

Жаль, что кой в каких державах власти

криминальный видят в ней мотив.

Потому-то я на всякий случай

акваланг всегда беру в круиз

и, смываясь после ночи жгучей,

под водой плыву домой без виз.

По Одессе, Гамбургу, Марселю

по Калуге, Туле, Узловой

ходят девы, сторонясь веселья,

с выскобленной голой головой.

Если ты, читатель, где увидел

девушку, обритую под ноль,

знай, что это я её обидел,

подмешав ей опий в алкоголь.

Ты - киборг

Киборг не тот, у кого вместо мозга

платы, процессоры, прочая муть,

киборг не тот, чьё хлебло, как присоска

может из глаза твой мозг отсоснуть,

киборг не тот, у кого вместо крови

лимфа зелёная в трубках течёт

и у кого вместо жезла любови

ключ разводной, это вовсе не тот!

Это упитанный, розовощёкий,

знающий толк в этой жизни самец,

или же любящий петь караоке

стройный ухоженный бойкий бабец.

Киборг-мужчина бифштексом кровавым

любит утробу свою усладить

и киборгессу движеньем корявым

на надколенный шатун посадить,

любит потискать торчащие грудки -

из силикона они или нет? -

и, прислонив их к расплывшейся будке,

даму в отдельный увлечь кабинет.

И кибер-дамы, набивши утробы,

любят шарнирами в койке скрипеть,

но перед этим им хочется, чтобы

слово любви мог им киборг пропеть,

мол, ты прекрасна, и глазки, и шейка -

всё в тебе радует сердце моё,

ну-ка, снимай-ка штанишки скорей-ка,

если принцесса ты, а не жлобьё.

Если же киборг не в меру задумчив,

слов мало знает, молчит, словно крот,

дамочка "Русское радио" включит,

радио ей о любви пропоёт.

В общем, всех киборгов неудержимо

тянет срывать удовольствий цветы.

Если ты жаждешь такого режима -

значит, ты наш, значит, киборг и ты.

Тула, родина моя

Город пышный, город бедный,

Тула, родина моя!

Ты была портняжкой бледной,