На самой же Руси владетельных князей ныне не осталось ни одного! Вся Русь, как в стародавние времена первых Рюриковичей, перешла под власть одного правителя — Владимира Изяславича Смоленского.
С остальными делегатами я вёл себя куда как более миролюбиво. Все съезжавшиеся в бывшую столицу Руси бояре, купцы, выборные от городской «черни», спешили поклониться новому владыке всея Руси. Своих новых подданных я принимал в бывшей гриднецкой ежедневно, работая в режиме конвейера — до того много съехалось народа из южных княжеств. Сначала, по приезду, все эти высокородные и не очень гости проходили, ставшую стандартной, процедуру присяги в Софийском соборе в присутствии митрополита, в первый же день снявшего с меня свой интердикт, отлучающий от церкви. Большинству приходилось присягать новому государю всея Руси по второму разу, так как это уже ими было проделано в родных городах. Ну, да, кашу маслом не испортишь! Затем принёсшие присягу являлись в терем для личной, так сказать, аудиенции. В таких случаях деваться было некуда, приходилось соответствовать, соблюдая весьма обременительные для здоровья и кошелька правила здешнего этикета. Поэтому, дабы не обидеть гостей, в обширной приёмной палате были поставлены длинные столы, которые всегда ломились от яств и питья.
Я восседал на красивом резном стольце, установленным на возвышении, обложившись подушками — о существовании мягких кресел в Киеве ещё не подозревали. Сразу после полудня я принимал посетителей попроще — выборных от народа — многочисленных старост и сотских, мелких купцов и своеземцев, дружинных десятников и чиновничью братию, оставшуюся от Михаила и других князей. Вечером же, устраивались пиры, с участием прибывающих в Киев князей, бояр, торговых гостей и купцов. Эти персонажи зачастую заявлялись на приём в меховых шубах с шёлковой оторочкой, тряся длинной бородой, кланялись в ноги, чуть ли не касаясь пола своими горлатыми шапками. При всём при этом взирали на меня с удивлением. Я был одет, по их своеобразным понятиям, чуть ли не в нижнее бельё, пребывая в душном тереме в чёрных штанах и цветных шёлковых рубахах. Ну да с меня взятки — гладки, париться в жару, будучи одетым не по сезону, я не собирался. Прошли те времена, когда я ещё старался подстраиваться под местную моду, строго следуя заведённым здесь привычкам и этикету. Сейчас ситуация менялась на прямо противоположенную — уже я во многом задавал тренды.
— Государь, всё готово! Народ в сборе! — произнёс тихим голосом, боясь потревожить мои думы, аккуратно вошедший в горницу бывший киевский тысяцкий Дмитрий. Назначен он мною был на новую должность — помощника губернатора Киевской области.
Сегодня я намеревался выступить перед киевлянами на Софийской площади, рассказать о предстоящих изменениях в их жизни, заодно представить им нового губернатора.
Выйдя на улицу, я услышал, как в последний раз звенит над Киевом его знаменитый вечевой колокол. Уже сегодня его прилюдно срубят. Теперь он станет не нужным и даже вредным атрибутом, провокационным символом, диссонирующим и совсем не соответствующим наступающим на Руси временам абсолютистской монархии.
Над вечевой площадью, просто кишащей народом со своей невозмутимой монументальной величавостью возвышался храм св. Софии, премудрости Божией, построенный князем Ярославом Мудрым два века назад. Кроме вечевых собраний, в остальные дни на вечевой площади происходил торг, сегодня, по понятным причинам, никакой коммерции здесь и близко не было.
Через потайной ход я попал в Софийский собор, где шёл молебен, на котором присутствовали кроме смоленских воевод ещё и именитые киевские бояре. С моим появлением литургия быстро закончилась.
Высокие двери собора распахнулись и на каменную паперть, обращённую к вечевой площади, первыми, под громкое пение собственного исполнения, вышли певчие, облачённые в длинные стихарии, обшитые в золотые позументы. Затем паперть задымили дьяконы с серебряными кадилами, за ними шли иереи в парчовых ризах. Замыкал шествие опиравшийся на высокий посох киевский митрополит в золотой митре. Вслед за церковным клиром наружу вышли смоленские воеводы и знатнейшие горожане. Духовенство расположилось по правую сторону от соборных дверей, а по левую встали именитые бояре с воеводами, освобождая, таким образом, самый центр для меня и десятка моей охраны.
Собор я покидал последним. Людское море на площади колыхалось. Прямо под парапетом в несколько рядов, отделяя его от толпы, стоял батальон пехотинцев. С моим появлением бирючи громко проревели в трубы, площадь стала стремительно затихать. Все взгляды устремились на меня и мои праздничные позолоченные доспехи ярко переливающиеся на солнце.
Один из политруков передал мне в руки рупор. Набрав в лёгкие побольше воздуха я начал свою речь.
— Внимание! Слушайте и внимайте люди киевские! Я Владимир Изяславич не только киевский князь, но и государь всея Руси, объединённой Руси! Теперь у нас одна единая и не делимая Русь, одна вера, один народ и я единственный надо всей русской землёй государь! У нас не будет больше княжеств и удельных князей!
