Орда - [89]

— В Киеве всегда была, есмь и будет вера истинная, православная, не осквернённая! — не соглашался митрополит Иосиф при молчаливой поддержке южно — русских епархий.

— Сила нашего государства, как показал разгром басурман, из центральных областей прибывает. — Громко вещал Полоцкий епископ. — Киев давно уже одряхлел, и вместе с ним ослабла вся Русь. А Смоленск, наоборот, сплачивает и могутным делает всё Русское государство, а вместе с ним и русскую церковь! Негоже нам столицу держать на самой границе со степью, рядом с её нечистыми порождениями. Только Смоленску бысть столицей!

— А без десятины кормиться мы на что будем? — горячился черниговец.

— Спрашивается, монастыри нам на что дадены? — парировал новгородец Спиридон. — Монастырских земель и доходов нас ведь никто не лишает?

— Плюс добровольные пожертвования прихожан, завещания в пользу церкви, — поддержал новгородского архиепископа в своё время хорошо нами «обработанный» суздальско — владимирский владыка Митрофан.

В примерно такой бесплодной пикировке дискуссия длилась без перерыва на сон целые сутки. Договорились владыки о переносе на север столицы, отмены церковных судопроизводства и десятины, о повсеместном принятии новых смоленских законов только на вторые сутки. И то, произошло это благостное событие только после того, как их полностью отрезали от внешнего мира, перестав снабжать едой и водой. Ну а для меня, главное было, что пускай не мытьём, так катаньем, но дело оказалось сделано так, как надо!

Иосиф был низложен и отправлен назад в Никею. Собор епископов избрал смоленского епископа Алексия на митрополичью кафедру в обход решения патриарха, тем самым положив начало автокефалии (самоуправлению) русской церкви.

Весь следующий день, в скромном сопровождении десятка охранников, я «путешествовал» по живописным, по — весеннему зеленеющим улицам Киева. Если периодически встречающиеся боярские усадьбы с их деревянными хоромами и каменными палатами были неотличимы от аналогичного боярского жилья в привычных мне северных регионах, то на архитектуре домов простых киевлян сказывалась близость степи и дефицит леса — в основном они были глинобитными, с выбеленными стенами и камышовыми крышами, а вместо основательных заборов из частокола — хлипкие плетни. Эта южно — русская архитектура передавала всему городу специфическое своеобразие.

Завидев и заслышав, из — за бешеного лая собак во дворах, приближение нашей кавалькады, любопытные киевляне, распахивая калитки, осторожно высовывались на улицу и провожали всадников удивлёнными взглядами. Потом подходили друг к другу, кучкуясь в небольшие сборища, интересуясь, кто это сейчас проезжал, уж не сам ли их новый государь и властитель всея Руси?!

У нескольких хат я спешивался, осматривая изнутри дом, и оценивал бытовые условия проживания. Что сказать? Не знаю, что будет в этих домах летом или зимой, а сейчас, весной, в них было очень сыро, так как хаты были наполовину врыты в землю. В этих, по — сути полуземлянках, имелась круглая печь — каменка, топящаяся по — чёрному. Внутреннее пространство помещения было разделено перегородкой на две комнаты, имелось соответственно два оконца. Из мебели наличествовали только лавки, пара столиков и многочисленные ящики, сундуки, плетеные корзины с зерном, кадки с солёными и квашеными продуктами. Хотя условия жизни и спартанские, но зато ситуация с пожароопасностью куда благоприятней, чем на севере, с его доминирующими деревянными строениями. Поэтому, градостроительную программу, предусматривающую каменно — кирпичное, цементное и глинобитное строительство в городах, на южные области пока можно было не распространять.

Нижняя часть Киева, Подол, был настоящим «промышленным сердцем» города. Здесь в своих мастерских проживали и производили свои товары многочисленные искусные умельцы всех специальностей. В этом районе я вдыхал печной дым кУзнец, слушал перестук плотников и общался в непринуждённой обстановки, можно сказать по-свойски, с местными литейщиками, гончарами и оружейниками. В частности, агитировал их переехать работать на мои новые заводы в Тулу или Карелию. Меня со всем вежеством и вниманием слушали, кивали головами, обещали подумать. Неволить и в принудительном порядке высылать на новое ПМЖ я никого пока что не собирался, не было в этом сейчас острой необходимости. Управиться бы с тремя десятками тысяч ополченцев — полоняников, собранных Михаилом со всех подвластных ему земель Южной Руси!

Софийская площадь, лишённая недавно своей функции народного вечевого представительного органа, обрела своё второе, чисто рыночное, торгово — коммерческое лицо. Торг здесь шёл круглогодично и уже не один век, но сейчас, по понятным причинам, заметно оскудел. Многонациональная пестрота толкущихся на Торге иноземных купцов тоже сильно поиссякла. Здесь теперь невозможно было увидеть булгарских купцов с их восточными товарами, вместо них добром из разграбленных монгольских обозов и из городов покорённой Булгарии торговали смоленские, новгородские и владимиро — суздальские купцы. Число половцев продававших здесь скот и кожи тоже серьёзно подсократилось. По — прежнему присутствовали венгры, продающие своих отборных коней и крымские купцы итало — греческих национальностей торгующих солью, одеждой, винами. Вместо немцев янтарь стали продавать смоленские, полоцкие и гродненские купцы. Сильно уменьшившаяся немецкая диаспора, теперь торговавшая только металлоизделиями и сукнами. Даже невооружённым глазом было заметно, что на Торгу среди импортных, относительно местного киевского рынка товаров, явно доминировали готовые изделия и полуфабрикаты смоленского производства.