— Я не узнаю своих батыров!? Они словно по колдовству обратились в стаю беззубых собак, гавкающих на лениво бредущих медведей! — в сердцах выпалил Бату — хан своему наставнику Субедею. Тот лишь хмуро повёл бровью над своим незрячим глазом, глухо ответив:
— Саин-хан, беззубыми твоих воинов делают пороховые китайские трубки, что урусы улучшили и поставили себе на службу. Но даже не они первопричина. Вспомни Коломну, где погиб твой дядя хан Кулькан. Там сомкнутый пеший строй суздальско — рязанских урусских ратников своим стремительным таранным ударом обратил в бегство тумены ханов Тангута и Бури и затем эти пешцы вместе с русскими конными дружинами зажали хана Кулькана. Прорываясь из окружения, он был смертельно ранен. Эти же смоленские урусы и подавно сущие порождения тьмы! Они хорошо обходятся и вовсе без конницы, а их пешие рати многочисленнее, лучше вооружены и выучены. Кроме того, не забывай, джихангир, о коннице, что спрятана в передвижном обозе. Она ещё не ни разу не оголила свои мечи. Но эта конница служит Улайтимуру Смоленскому чем — то вроде наших тургаудов. Но там её мало, Улайтимур своих кэшиктэнов или где — то ловко прячет за ратями или она нас по — тихому обходит — тут одно из двух.
— Что же делать? — с мрачной злостью задал вопрос Бату — хан, имеющий ещё и очень нравящееся ему прозвище Саин-хан, означающее «великолепный правитель».
— Уходить, пока не поздно! — чуть задумавшись, ответил Субедей. И его лицо тут же ожгла плётка Саин-хана.
— Молчи и не смей мне такое предлагать! Похоже, что ты и сам из тигра превратился в трусливого шакала. В моего лучшего полководца вселились урусские злые духи! Надо срочно позвать шаманов! Чую я, что тут вокруг творится какое — то урусское колдовство!
Бату — хан тронул своего коня вперёд, бросив на Субедея взгляд полный презрения. Субедей молча утёр рассечённый кровоточащий лоб, устремив свой единственный глаз на грохочущие, низвергающие дым и пламень, русские квадраты. Отъехав подальше от шатра Батыя, краем уха он слушал неистовые камлания шаманов и с каким — то ранее не присущим ему мазохистским упоением наблюдал за агонией монгольской конницы, бестолку кружащей и устилающей своими телами кровавую дорогу для урусских войск.
Когда шаманы совершили все необходимые обряды, джихангир не успокаивается и посылает для зубодробительного удара, свою элитную тяжёлую конницу — «кэшиктэнов», являющихся «маневренным резервом», наносящий по противнику решительный удар.
Из 10–ти тысяч тумена кэшиктэнов (состоящих из «тургаудов» — дневной стражи — самое многочисленное подразделение этого элитного тумена, «кебтеулов» — ночной стражи и «хорчинов» — лучников), а Западный поход к «Последнему морю» отправилось 7 тыс. этого элитного тумена и сейчас, по воле Бату — хана, в бой было брошено 4 тысячи этих конных гвардейцев, заведённых когда-то ещё самим Чингис — ханом.
Передовые каре урусов, завидев нового противника, тут же останавливаются, в стенах квадрата появляются дополнительные коридоры, через которые высовывают свои чугунные головы, едущие внутри каре пушки. Орудия постоянно, даже во время движения находящиеся по углам квадрата тоже наводят свои чёрные жерла на очередную конную лаву.
Вертевшаяся впереди ратей лёгкая конница степняков, не теряя времени даром, принялась готовить площадку для выступления своей гвардии, разбирая завалы из мёртвых тел, привязывая эти туши верёвками, захватывая арканами и оттягивая их назад.
Эта самая мощная волна монгольского наступления прокатилась через все четыре линии, дошла, выплеснувшись до самых щитов «гуляй-города», кровавой пеной устилая снег сотнями тел. Пробиваясь сквозь артиллерийский картечный заслон, монголы вплотную сблизились, проламываясь сквозь выставленные вперёд сплошным частоколом пики, добравшись, отчаянно при этом теряя скорость, до линии щитов первых шеренг сразу нескольких ратей. Лютая сеча закипела по всему Раменскому полю.
Пикинеры, по команде освобождаются от ставших бесполезными копий и тут же вооружаются острыми мечами. Они, строго по резким, коротким трелям свистков, сразу бьют по прорвавшимся врагам всей шеренгой, так как их в своё время учили. Выцеливая морду, шею, бока и любые другие плохо защищённые части захлёбывающихся и хрипящих от крови лошадей. Совместные шеренговые удары наносятся сразу сдвоенные, вслед за дезориентирующим противника ударом щита, следует короткий, колющий выпад мечом, подсекающий брюхо татарским коням. Тяжёлые удары щитов сразу во многих местах опрокидывают противника, нокаутируют и оглушают лошадей, а следующие сразу выпады мечей взрезают плоть и смертельно ранят ошеломлённого противника. В снег валятся распоротые кони, рядом елозят по снегу монгольские всадники. Из — за спин пикинеров не менее эффективно действуют убравшие луки и вооружившиеся бердышами стрелки. И прорвавшимся врагам остаётся только со злобным бессилием массово гибнуть.
Кони скакавшие в задних рядах оказывали на впереди скачущих невыносимое давление, заставляя фронтальную конницу волей — не волей бросаться и насаживаться на копья. Между конных отрядов в развалку на своих кривых ногах передвигались тысячи спешенных монголов, с криками бросаясь на шеренги пикинеров, завязывались многочисленные рукопашные схватки.
