Орбинавты - [43]

Он и сейчас ничего не отвечал на возмущенные выкрики монаха. Просто стоял у него на пути, загораживая проход к повозке. Вроде бы и не отталкивал, но и пройти к женщинам не давал.

— Это же ворожеи, их надо гнать отсюда, а еще лучше — прямо на костер! — Монах уже устал от бесплодной борьбы с молчаливым солдатом. — Гадалки оскверняют Божий мир!

«Похоже, у этого монаха, в отличие от меня, нет сомнений относительно происхождения мира», — пронеслась в голове у Мануэля совершенно неуместная в данных обстоятельствах мысль, когда он подходил к повозке.

— Что здесь происходит? Пепе, Бальтасар, в чем дело?

— Благородный кабальеро! — воскликнул приободрившийся при появлении Мануэля монах. Смотреть на его изрытое оспинами лицо было неприятно. — Эти женщины занимаются попрошайничеством и гаданием. Им не место среди Христова воинства. Гадание — это почти то же самое, что и колдовство. Почему ваш солдат, вместо того чтобы помочь мне изгнать их отсюда, не дает мне к ним пройти?

— А что вы сделаете, если он не будет вам мешать? — любезно спросил Мануэль.

— Я? — Вопрос застал францисканца врасплох. Было ясно, что, выкрикивая призывы изгнать гадалок, он рассчитывал зажечь и повести за собой возмущенную толпу. Но люди вокруг, которые в иных обстоятельствах, несомненно, пошли бы за ним, теперь стояли и наблюдали за происходящим с заинтересованностью зрителей древнеримского театра.

Видя, что монах не находит ответа, Мануэль велел Бальтасару отойти. Тот с неохотой подчинился.

— Пожалуйста, путь свободен, святой отец! Делайте же, что задумали, — учтиво предложил молодой дворянин.

В толпе раздались смешки. Монах не двигался с места.

— Насколько я могу судить, — продолжал саламанкский идальго, — эти женщины занимаются не ворожбой, а торговлей.

Действительно, на повозке лежали несколько украшений. Такие же были и на женщинах: кольца, серьги, бусы, тяжелые ожерелья. Браслеты были у них и на ногах, и на руках, украшенных геометрическими узорами из рыжей хны. В ушах у костлявой пожилой женщины в тюрбане весели по две увесистые серьги. На девушке украшений было меньше. В заколке, удерживавшей выцветшую повязку и черные волосы, торчал бутон белой розы.

— Про молодую не знаю, а старая точно занимается гаданием, — злобно прошипел монах. — Да к чему эти вопросы? Посмотрите, как они одеты! Разве так одеваются богобоязненные, скромные христианские женщины?

— По уверенности ваших слов, святой отец, можно заключить, что вы пришли сюда с вердиктом духовного или светского суда.

— Я пришел сюда с вердиктом своей христианской совести, — важно изрек францисканец.

— Тогда вам следовало бы в первую очередь предложить этим женщинам защиту, — сделал вывод Мануэль. — Ведь их никто не охраняет.

— Тьфу! — Монах вдруг разозлился, вызвав смех у зевак, покраснел и выпалил: — Вы правы, в следующий раз приведу инквизиторов. Благодарю за совет!

Вступать в открытый конфликт с офицером армии в военное время монах не решился, и ему оставалось лишь удалиться. Поскольку никто ему не ответил, последнее слово осталиось за францисканцем, что и составило единственную его победу в этом противостоянии.

— Ну что ж, уважаемые! — обратился Мануэль к зрителям. Это были солдаты и торговцы, дворян среди них не было. — Представление окончено!

— Слышали, что сказал идальго? Нечего вам тут смотреть! — Пепе перешел к решительным действиям, отталкивая зевак. — Если хотите что-то купить, пожалуйста, подходите. А просто так не надо здесь стоять!

Он вел себя как альгвасил, полностью уверенный в своем праве разгонять сборища, и под влиянием этой уверенности люди действительно разошлись.

— Уважаемый Педро-Луис! — объявил Мануэль. — Через несколько минут мы с удовольствием примем ваше приглашение.

Семейство его друзей-маркитантов, с большим интересом наблюдавшее сцену с монахом, тоже оставило их, подгоняемое старшим Валенсиано.

— Дон Мануэль, разрешите мне вступиться за этого чурбана, который чуть было не поднял руку на духовную особу, — промолвил Пепе.

— Сержант Крус, — перебил его Мануэль. — Я не собираюсь наказывать солдата, заступившегося за беззащитных женщин. Скорее его следует наградить. Да и тебя, пожалуй, тоже. Наградой вам будет херес, который мы сейчас разопьем в гостях у моих друзей!

Бальтасар бросил на него взгляд, в котором Мануэль неожиданно для себя прочел уважение. Пожилая женщина что-то проговорила, повернувшись к солдату-цыгану. Он ответил что-то на ее же языке.

Мануэль с интересом смотрел на женщин, особенно на молодую. В последние недели в его поле зрения находились одни лишь вооруженные мужчины (если не считать некоторых придворных дам, которых можно было увидеть только издалека), и теперь его взгляд отдыхал на облике девушки.

Никогда прежде не доводилось ему встречать людей, одетых как две сидящие перед ним незнакомки, — в этом монах был прав. На каждой была нижняя рубаха, а поверх нее — завязанное через плечо на манер римской тоги покрывало из широкого куска сукна. Грудь была оголена очень сильно, и по этой причине Мануэль не решался смотреть на девушку в упор, несмотря на ее миловидное лицо. Юбки доходили до самых стоп, а на ногах не было никакой обуви. Хотя дни стояли теплые, июньские, это выглядело очень непривычно.