Оракул - [15]

Сетис поднял брови. Что ж, Бога он уважает. И она, очевидно, знает, о чем говорит. К тому же владение любой тайной придает могущества; возможность при нужде шантажировать одну из Девятерых будет очень кстати.

— Хорошо, — сказал он. — Согласен. Для начала напусти на себя высокомерный вид. Как у твоей подруги. Ничего не говори, пока не спросят; переговоры поведу я.

Мирани горестно покачала головой.

— Как ты не понимаешь! Я не умею быть высокомерной! У меня не получится! Терпеть не могу, когда на меня смотрят!

— Тогда притворись.

— Не умею!

Он нетерпеливо вздохнул.

— Решай, госпожа, тебе нужен музыкант нет? У меня своих дел по горло...

Она покраснела. Потом взяла себя в руки" глубоко вздохнула, потеребила золотую цепочку.

— Да, — сказала она наконец. — Да.

— Тогда иди за мной.

Он пошел было вперед, но вовремя опомнился и жестом велел ей идти первой.

— Прости. Постарайся глядеть на них свысока. Словно они пыль у тебя под ногами.

И услышал тихий вздох.

— Это нелегко, — прошептала она.

У дверей он остановил ее и вошел первым.

— Госпожа Мирани, — громко объявил он выступившему из тени стражнику. — С поручением от Бога.

Комната была большая, и голос его гулким эхом разнесся по самым дальним закоулкам. Стражник в ужасе отшатнулся, прижав ладонь ко рту.

Девушка вошла в комнату.

Маленькая и очень бледная, она, тем не менее, огляделась довольно спокойно и сказала тихо, но внушительно:

— Я хочу видеть одного из ваших заключенных. Где они содержатся?

Сетис отдал ей должное: вопрос был задан напрямик. Он уже минут пять придумывал, с какой стороны подойти к делу.

Офицер — не слишком высокого ранга, всего лишь сотник, но, по-видимому, должно было хватить и этого — почтительно поклонился.

— Нас не предупреждали о вашем посещении, госпожа.

Мирани улыбнулась, и Сетиса охватила паника. Он сказал ровным голосом:

— Это визит не официальный. Госпожа Мирани пришла ради давнего слуги своей семьи, которого задержали... видимо, по чьему-то недосмотру. Она желает знать, на каком основании он арестован и можно ли с ним поговорить. — Он понизил голос и отвел офицера в сторону: нет нужды, чтобы об их делах знала вся казарма. Иначе рано или поздно это дойдет до Аргелина.

Сотник был седовлас и, по-видимому, малый не промах.

— Как его зовут?

— Орфет, — тихо ответила Мирани. — Он музыкант.

На стене висел список заключенных. Офицер вгляделся в него — видно, читать он умел с грехом пополам, — но Сетис уже нашел нужное имя.

— Вот, — сказал он, ткнув в пергамент пальцем. — Камера номер пять.

— Пятая? — Сотник слегка побледнел. — Наверно, это ошибка. Здесь содержатся... — Он покосился на Мирани. — Простите, госпожа. Я приму меры. Заключенного доставят в Храм. Сегодня же...

Мирани нахмурилась.

— Простите, очень жаль, но он нужен мне немедленно. Я пришла, чтобы забрать его. Надеюсь, вы понимаете, что Храм и служение Богу превыше всего. Этот человек должен играть в Храме, и без него я не уйду!

Последняя фраза была явно лишней, и, несмотря на то, что голос девушки упал до едва различимого шепота, слова прозвучали на редкость ясно и четко. Сотник затравленно огляделся, будто в отчаянии ища, на кого бы свалить это хлопотное дело. Но тут вмешался Сетис:

— Это новая Носительница. На твоем месте я бы не заставлял ее ждать...

Это оказалось последней каплей: вспотевший от ужаса сотник что-то рявкнул в темноту коридора. В следующую секунду у него за спиной выросли два стражника.

— Приведите музыканта из камеры номер пять.

— Из пятой?

— Живо!

Стражники поспешно удалились. Сетис заметил, как они недоуменно переглянулись.

Наступило напряженное молчание. Сотник принес девушке стул, и та села на самый краешек, затравленно озираясь по сторонам. Входили и выходили солдаты. Проходя мимо девушки, они почтительно вытягивались в струнку. Она жалобно посмотрела на Сетиса. Обоим было не по себе; если войдет генерал, подумал Сетис, надо будет действовать иначе. Поскорее делать ноги...

Вернулись стражники. С ними был музыкант.

Почему-то Сетис ожидал увидеть юношу. Но, если это и был Орфет, вряд ли стоило из-за него так хлопотать. Пузатый, лысеющий, видимо, не дурак выпить, в состоянии тяжкого похмелья. Старая синяя туника была грязной, он непрестанно чесался, как будто его замучили вши. Лицо у него было обветренное и на редкость уродливое.

На какой-то миг Мирани застыла в нерешительности. Потом вскочила со стула.

— Орфет! Посмотри на себя, в каком ты виде!

Если музыкант и сохранил разум, то сейчас он явно помутился. Он заморгал, снова почесался и пробормотал заплетающимся языком:

— Ты кто такая?

Сетис поспешно обернулся к сотнику.

— Его избили? В каком преступлении его обвиняют?

Сотник усердно водил пальцем по пергаменту, который подсунул ему вспотевший клерк.

— Гм... его избили за пьянство. Его нашли в винном погребе Архона. Точнее, в том, что от него осталось; он выпил все, что только смог отыскать.

— С благословения старика, да возлюбит его Бог, — проворчал Орфет.

— И это все?

Офицер облизал губы.

— Да. Но все слуги Архона...

Сетис понял, что пора уходить. Мирани поднялась со стула.

— Ты пойдешь со мной, — тихо сказала она музыканту. — Тебя призвали для службы в Храме. Понятно?