Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - [119]

— Ну что ж, Вера!.. Ты проявила завидную мобильность, вернувшись даже из отпуска, — полетим с тобою первой! — сказал Жос Тамарин, засветившись своей лучезарной улыбкой. — Покажи-ка, ветеранка, сохранила ли ты и в воздухе такое проворство?

Девчонки в строю расхохотались: им-то очень пришлась по вкусу добродушная подначка лётчика-испытателя. А Вера, чуть побледнев от слова «ветеранка», закусила до крови губу и отвернулась, надевая парашют: «Ладно, задавака, я тебе покажу, как делается высший пилотаж!.. Ты у меня запросишься на землю!..»

Она уселась впереди, на пилотском сиденье, он за нею, на месте инструктора. Условились, что взлетает и пилотирует сперва он, а потом передаёт ей управление, и она пробует выполнить комплекс фигур, который сочтёт нужным, чтоб получить представление о новой машине.

Через две минуты они уже находились в пилотажной зоне, левее зелёного аэродромного поля, как раз над излучиной реки. Солнце светило сбоку, и самолёт прекрасно был виден оставшимся на земле пилотажницам, на лицах которых всё ещё была заметна досада, вызванная внезапным Вериным появлением.

А между мужчиной и женщиной в воздухе сперва установилось молчание. Первым заговорил он.

— Начнём… Как видишь, аэроплан премилый! Вот, учись, девушка… — подтрунивал он над ней. — Делаю управляемый двойной переворот… Вот… Теперь вправо… Скрипка — не машина! Рулями и двигать не надо: только подумай, а она уже вращается!.. Ну вот. Теперь наберём чуток высоты… Так, достаточно… 2000… Сделаем по два витка штопора влево и вправо… Ты, горлица, присматривайся, как самолёт ловко штопорит… Полюбуйся, как мило получается… Вот скорость гаснет… Даю ногу вправо… Ать!.. Раз — виток, два — виток… Хватит!.. Да он, миляга, и выскочил, как пробка из бутылки шампанского… Теперь сорвёмся вправо… Как видишь, поведение самолёта и здесь, в правом штопоре, аналогичное… Фи-ить, фи-ить… два витка — хватит… Теперь пикируем и выходим на иммельман… Вот так, ещё, ещё и… ать! Перевернулись в верхней точке и вышли точнёхонько на обратный курс… Будем здоровы!

Тамарин выполнил этот несложный каскад фигур слитно и безупречно, как профессиональный лётчик-испытатель. Она не заметила в его пилотировании каких-либо погрешностей. И всё же злорадно улыбнулась, понимая, что до рекордсмена по высшему пилотажу ему очень далеко. Она не сказала, впрочем, ни слова, выжидая нетерпеливо, когда он кончит «эту парковую карусельку для послушных деток», и кипела яростным желанием покрутить так, чтоб он сказал ей: «Мамонька, я больше не хочу, мне страшно!»

— Ну что ж?.. Бери управление и начинай. С чего начнёшь? — спросил он деловито.

— А вот… — воскликнула она дерзко, и это не ускользнуло от него. И в тот же миг Тамарин почувствовал, как ручка управления, которую он отпустил, связанная шарнирно с такой же ручкой, которой она теперь управляла из своей кабины, больно ударила его по кисти, а самолёт мгновенно оказался на спине. Жос ощутил, как повисает на ремнях, и успел подумать, что надо бы потуже их притянуть… «А то как бы эта лютая чемпионка не вышвырнула меня из кабины!» Но удержался, не проронил ни слова.

Ему пришлось судорожно схватиться обеими руками за боковинки кресла: самолёт, чуть разогнавшись в полёте «на спине», взвился полупетлей вверх, и создалось мерзостное ощущение, будто тебя схватили за плечи и яростно вырывают из кабины… Жосу никогда не приходилось делать обратных полупетель — в испытаниях тех серьёзных самолётов, которыми он занимался, этого и не требовалось, — так что несколько секунд нового ощущения не пришлись ему по вкусу, однако, стиснув зубы, он не шелохнулся. В это время самолёт, заканчивая обратную полупетлю, вывернулся через нос вверх и оказался в нормальном положении: солнце заблистало сверху, земля успокоилась на своём месте, внизу… Но уже в следующую секунду, мгновенным переворотом через крыло с такой большой перегрузкой, что голова мотнулась, будто в стремлении оторваться, его дама опрокинула самолёт опять навзничь, чтобы тут же ввести в полную обратную петлю, для чего лихо крутнула через крыло в обратную сторону и, чуть зафиксировав горизонтальное положение, отдала энергично ручку от себя. Он ощутил тошнотворное состояние и ещё эту ноющую боль в паху, знакомую по отрицательным перегрузкам, а самолёт, пройдя отвесное положение, опрокинулся на спину снова. Земля, как бы прогнувшись над головой, скользнула назад и скрылась, и в глаза опять ворвалась синева. Ремённая «упряжка» до боли врезалась ему в плечи, и он забеспокоился не на шутку — выдержат ли ремни!.. Кровь так сильно прилила, что в голове помутилось и дух перехватило. И в этот же момент самолёт, завершив обратную петлю, вышел носом на горизонт и замер, обращённый к солнцу.

Но эта дьяволица — он и не так успел ругнуть её про себя! — и трехсекундной передышки не дала машине: отклонив ручку управления вправо, она заставила самолёт бешено завертеться через крыло в тройной «бочке»… Только отчётливо свистнули в такт оборотам напряжённые консоли: фью-ить… фью-ить… фью-ить… И, так же резко остановив вращение, с не меньшим ожесточением закрутила «бочкой» самолёт в другую сторону.