Опыт словаря нового мышления - [11]

Отдельный человек есть также объективное анатомофизиологическое единство. Он есть, далее, продукт социализации и результат движения по объективно уникальной и непрерывной траектории жизненного пути. Он есть единый по своему существу субъект деятельности и носитель определенных культурных ценностей. И вместе с тем уровень развития человеческой индивидуальности как целостности и уникальности характеристик данного человека может изменяться в огромном и очень значимом диапазоне. Столь же вариативен и уровень осознания человеком своей индивидуальности.

В субъективной реальности любого индивида в большей или меньшей степени представлены все эти три уровня. Это соотношение, которое может быть резко различным в зависимости от культуры, личности, исторического или психологического уровня развития индивида, и составляет структуру идентичности.

В отличие от представителей естественных наук, объясняющих изучаемые ими явления, но не оценивающих их, мы не можем и не хотим уклоняться от этической оценки различных вариантов идентичности.

По-видимому, историческое и личное «взросление» человека выражается в диалектическом процессе расширения его идентичности до масштабов человечества и одновременно углубления ее до все более полного и конкретного принятия своей уникальной индивидуальности. Все более актуальными становятся общечеловеческие ценности, все более выраженными - индивидуальные особенности. И одновременно размываются, обесцениваются, становятся неактуальными и как бы прозрачными границы расы, нации, сословия, темперамента, даже пола и возраста. Через идентификацию с человечеством человек приходит к подлинному осознанию своей индивидуальности, и, наоборот, приобщение к общечеловеческим ценностям возможно лишь через полное выражение своей самобытности. Замыкание человека на общностях среднего уровня ведет к остановке его развития, ограничивает возможности проявления его индивидуальности.

Общности среднего уровня неоднородны, и психологический смысл идентичности, основанной на них, определяется характером самой общности. Среди них есть общности естественные, натуральные, такие, как пол, возраст, раса. Осознание своей идентичности, базирующееся только на них, например: «я - мужчина, все остальное несущественно», является безусловным сужением и примитивизацией реального богатства и многообразия связей человека с миром. Яростные феминистки абсолютизируют свою принадлежность к женщинам, расисты - белые или черные - к расе. При этом упрощается не только оппозиционная группа - мужчины, «старшие», другая раса, - но и своя собственная, которая предстает средоточием всевозможных положительных характеристик. В сознании носителей такого рода идентичности человечество сливается со своей группой, общегуманистическое осознание себя становится фактически невозможным.

Однако полное игнорирование на субъективном уровне принадлежности человека к натуральным группам тоже вряд ли может приветствоваться. Оно означает явную когнитивную неадекватность. Не замечать отличия цвета кожи африканцев от цвета кожи европейцев - это не отсутствие расизма, а отрицание реального разнообразия мира. И идентификация женщины с человечеством не будет полной, если она не осознает, что человечество состоит из таких, как она, - женщин, и из тех, кто отличается от нее, - мужчин.

Развитой подросток понимает, что с годами неизбежно перейдет в другую, чуждую и далекую для него сейчас группу стариков, интеллигентный мужчина чувствует примат общечеловеческих особенностей над половыми да и знает, что в ходе возрастной инволюции половые различия сглаживаются. По-видимому, идентичность, основанная на включенности в натуральные группы, нормальна и продуктивна тогда, когда индивид осознает парциальность и, в некоторых случаях, временность своей принадлежности к ним.

Часть общностей среднего уровня не имеет натуральной основы. Оценка включенности их в идентичность зависит от двух факторов - является ли человек хоть в какой-то степени субъектом этой общности, то есть вносил ли вклад в ее создание и развитие, и добровольна ли его принадлежность к ней. Чем больше субъектность человека по отношению к данной общности и чем более добровольный характер носит его присоединение к ней, тем более естественной представляется включение ее в итоговую идентичность. Однако значительная часть общностей среднего уровня, в которые входит человек, никак от него не зависит - далеко не все могут чувствовать себя субъектами своей национальной культуры и языка, научных сообществ или социальных институтов, членами которых они являются. Более того, даже в условиях формальной политической свободы реальная возможность выбора между различными общностями среднего уровня для многих людей весьма ограниченна. Так, жители маленького городка, восемьдесят процентов населения которого работают на одном заводе, фактически лишены возможности выбора работы и, соответственно, принадлежности к той или иной профессиональной группе. В условиях однопартийной системы выбор ограничен принятием решения о том, состоять или не состоять в партии; выбирать - в какой состоять - не приходится. И имеющийся выбор в большинстве случаев представляет собой лишь проявление решения по другому, более общему вопросу - включаться или не включаться в социальную систему, делать официальную карьеру или отказаться от нее. Идентичность, основанная на вынужденном включении в общности, субъектом которых человек не является, представляется наиболее противоестественной и деструктивной. Отметим, что система часто требует именно такого типа идентичности. Так, молодого человека, призванного, вне зависимости от его желания, в армию и направленного для прохождения службы в часть, которую он не выбирал, ведут в музей боевой славы этой части и требуют гордиться своим подразделением, то есть строить отныне свою идентичность именно на основе принадлежности к нему. Карикатурные и не имеющие никакой психологической базы формы местного или ведомственного патриотизма - их можно назвать феодальной идентификацией - служат проявлением такой политики системы.