Опыт присутствия - [3]
– Вера Петровна, – папин голос звенел, мы немного испугались, и щи обрели потусторонний вид. – У моих детей есть родители, получающие зарплату. А у них, – он показал пальцем вниз, где размещались палаты для беспризорников, – у них нет кормильцев, никого, кроме нас и нашего честного отношения к ним. Я вас попрошу больше не делать ничего подобного, а это верните на кухню.
Потом папа обнял нас, печально заглянул в лицо каждому, своими большими карими глазами, и добавил: – Никогда нельзя брать того, что не принадлежит тебе.
Это был хороший урок. Я особенно запомнил его, потому что был очень голоден и, лишившись щей, стал еще более голодным. Но я с гордостью и благодарностью вспоминаю урок, потому, что у меня есть что ответить тем, кто говорит, что кругом одни воры.
Но у детей военного времени могли быть и светлые минуты. До нас доходила продуктовая американская помощь. Во время одного из таких праздников моя сестра с подругой провозгласили меня царем, собрали для трона все имевшиеся в квартире подушки, усадили за стол, и нажарили картошки с сахарным песком.
Впрочем, воспоминания мелькнули как вспышка молнии. Они были очень отчетливы, словно я не вспоминал, а просто умчался в детство, заново переживая его.
– Ну, как? – этот тип ухмыльнулся, как будто проглотил что-то вкусненькое, и мельком глянул на меня. – Впечатляет?
Я понял, что он в куре происходящего.
– Впечатляет, – пробормотал я.
– Это твои личные воспоминания, а как формируется картина мира, всего объема знаний от присутствия на планете, – Йорик немного помедлил и весомо добавил, – планеты Земля. А как в тебе присутствуют те плохие дяди, которые сочиняют правила игры для своих стран? Где Брежнев и Хрущев: Где товарищ Маленков и Сталин? Где все наши противники и союзники по великой битве двадцатого столетия -
Адольф Гитлер, Уинстон Черчилль, Делано Рузвельт и прочие действующие лица того периода истории? Они там же, где твое детство
– в сознании.
– Но у них тоже было свое детство.
– Ты хочешь сказать, что можешь получить только публичную информацию, связанную с Ними? А вот, и нет! – Он поерзал на моем столе и потянулся так, словно обладал суставами, имеющими способность утомляться. – Вообще-то ты знаешь, что такое информация?
Да к ней кто хочешь, имеет доступ. Просто надо знать куда пойти, где взять, как воспользоваться. В принципе, ты всегда можешь пригласить
Их к себе и поговорить по душам.
– То есть, как пригласить?
Я даже немного растерялся. Как я понимал, проблема заключалась не только в том, чтобы оплатить расходы на дорогу, на проживание и тому подобное, ведь речь шла о тех, кого пригласить просто невозможно.
Что значит пригласить Иван Грозного, или, например, товарища Ягоду.
Где их адреса, господин "Бред собачий"?
Вслух я этого не сказал, но он видимо прекрасно ориентировался в особенностях моего мышления. Его ухмылочка сделалась совершенно нестерпимой, с выражением безграничного превосходства над моей наивностью.
– Ну, скажи, пожалуйста, о чем мы тут толковали все это время? – да о том, что все находится в твоем сознании. Допустим, мы достанем из адского пламени Грозного или Ягоду. И что ты получишь? – Ту же информацию твоего сознания. Но объект окажется совершенно непригоден для наших целей, – изжаренный до неузнаваемости, он только и будет твердить, чтобы его освободили от мучений.
Я живо представил описанную картину, и это сыграло скверную шутку с моим воображением. Кабинет наполнился смрадом серы и воплями грешников, а место таинственного собеседника заполнил пышущий жаром котел, в котором варились тела уже лишенные филейных частей, и только по биркам, прикрепленным прямо к костям, можно было понять, кто есть кто.
Я вздрогнул, видение исчезло.
– Да, с ними не поговоришь, – с облегчением пробормотал я.
– Поэтому мы используем другой метод. Как я уже сказал, все находится в тотальной связи, и, передвигаясь от одного причинного звена к другому, мы доберемся до нужных нам источников, а если это исторические персоны, они займут место прямо здесь, где ты видишь сейчас меня, и проведут с тобой беседу не менее доброжелательно.
Боже, праведный! Как же все-таки консервативно устроено наше мышление! Казалось бы, глаза открыты, все можно разглядеть и пощупать, но не можем мы признать очевидное. И непонятно какая сила заставляет цепляться за предрассудки и заблуждения. Быть может, так мы защищаем свое "Я", свою индивидуальность, у которой есть роль и предназначение в этой жизни, и ничто не должно помешать нашему стремлению в тупик и за пределы такого неоднозначного, но имеющего притягательную силу мира?
Видимо он прочитал все эти промелькнувшие у меня мысли и произнес с нахальным смешком:
– Половину ты тут наврал. Люди глупы, потому что такими их делает господь Бог, в соответствии с отведенной ролью. И умны они по той же причине. Ты думаешь так трудно получить просветление? Очень легко. Но это происходит только по Его воле, ну а Ему не всегда нравится делать вид, что Он ничего не знал. – Произнеся эту загадочную фразу, Йорик добавил, – Сейчас твое время получать ответы. Так чего же ты медлишь?
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.