Opus Dei. Археология службы - [69]
4
Литургия без()действия
В эссе Что такое акт творения? Агамбен связывает специфику своего герменевтического подхода с нахождением в текстах любимых авторов тех «истинно философских элементов», которые обладают, по выражению Фейербаха, «способностью к развитию». Например, Делёз понимает творческий акт как акт сопротивления, но при этом «не даёт определения термину „сопротивление“ и, судя по всему, использует его в общепринятом значении противодействия внешней силе или угрозе»; Агамбен «развивает» это понимание таким образом, что данный термин получает более специфический смысл, а именно: теперь это то сопротивление, которое потенция оказывает своему полному, безостаточному переходу в актуальное состояние. Налицо парадокс: сам Агамбен как раз актуализирует смысловой потенциал тезиса Делёза, хотя то содержание, которое в результате себя обнаруживает, указывает на ценность того, что актуализации сопротивляется; но этот парадокс неслучаен, поскольку он демонстрирует, как любая идея преодолевает претензии своего «автора» на собственность и представляет собой предмет общего пользования в силу того, что ее потенциальное содержание превосходит любой частный случай своей актуализации, провоцируя других людей на другие варианты использования – вот почему «если до конца следовать этому методологическому принципу, рано или поздно достигаешь той точки, где уже невозможно различать между своим и тем, что исходит от автора, которого мы читаем»[329].
Очевидно, что во многих важнейших пунктах своей философской системы Агамбен именно таким образом развивает некоторые важнейшие положения мысли Хайдеггера, которые, вне зависимости от глубины их собственно авторской проработки, в качестве «истинно философских» не исчерпываются применением, которое дал их потенциалу автор. Так, именно у Хайдеггера мы находим, наряду со знаменитым «забвением», такое определение исторической судьбы бытия как придание ему сугубо служебного характера; и именно он выдвигает требование преодолеть такое истолкование, указывая на «другое начало» философии:
Бытiе [так в русском переводе передано Seyn, которое Хайдеггер использует наряду с Sein, «бытием», чтобы выделить его иной, более изначальный смысл – А. П.], как бы оно ни возвышалось до условия, оно таким образом уже унижено до положения прислуги и дополнительности у сущего.
Мышление в другом начале не знает объяснения бытия через сущее и ничего не знает об обусловливании сущего бытiем, обусловливание которого всегда также нанимает (verdingt) бытiе к сущему, чтобы затем ему же (бытiю) и ссудить в форме «идеала» и «ценностей» (agathon – это начало) некое повышение[330].
Бытие, следовательно, может занимать сколь угодно высокое положение в той или иной метафизической системе, но в любом случае подобное место может быть лишь результатом его «продвижения по службе», на которую оно было однажды «нанято»; вот почему Хайдеггер призывает понимать его не на основе сущего как чего-то действительного (такое призвание должно быть отозвано), но принципиально иначе – как изначальную возможность, возможность как таковую:
То, что бытие есть и поэтому не становится никаким сущим, отчетливей всего выражается следующим: бытiе есть возможность, которая никоим образом не есть наличное, а, напротив, есть всегда исполняющее и отказывающее в отклонении через о-своение (Er-eignung)[331].
В этих положениях можно увидеть исходный импульс для той модели онтологии, которая является ядром собственной философской концепции Агамбена и которая, конечно же, предполагает чтение Хайдеггера с «поправкой на Беньямина», благодаря чему можно будет использовать ресурсы «фундаментальной онтологии» для нужд осмысления условий возможности мессианской политики[332]. Так, признавая литургический характер описанного Хайдеггером способа бытия Dasein, Агамбен, однако, отказывает ему в способности помыслить технику политически, то есть помыслить ее не в форме сохранения Gestell (или «экономики») в качестве «высшей тайны бытия и божественного», но в перспективе раскрытия этой тайны, то есть «упразднения и свершения» подобной диспозиции[333]. Но такое политическое преодоление господства теолого-экономической парадигмы, основанной на онтологии повеления, возможно лишь в форме профанации officium, «отозвания всякого призвания» и «обездействования закона», отмены исключительности бытия-как-служения путем его преобразования в общую форму-жизни. Исследованию этих перспектив будут посвящены работы, которые составят Homo sacer IV. Так, например, в Высочайшей бедности этому послужит эпизод неудачной революции внутри христианства, связанной с концепцией правил монашеской жизни, наиболее последовательно разработанной францисканцами: в противоположность церковной практике учреждения литургии в качестве отдельной сферы, находящейся в ведении священника (олицетворяющего священничество Христа), монахи настаивают на отмене этого отделения с тем, чтобы, превратив форму жизни в литургию, а литургию – в форму жизни, сделать их неразличимыми
