Opus Dei. Археология службы - [40]

4 Две онтологии, или о том, как долг вошел в этику

1. Когда перелистываешь страницы К генеалогии морали, сложно не заметить одну любопытную лакуну. В трех трактатах, на которые Ницше разделил книгу, проводится соответствующая генеалогическая критика оппозиций «добро/зло, хорошее/плохое», вины и нечистой совести и, наконец, аскетических идеалов. Однако отсутствует генеалогия, возможно, самого фундаментального – по крайней мере, со времен Канта – понятия современной этики: долга. Долг, правда, упоминается во втором трактате в связи с виной, которая возводится к понятию задолженности и отношению кредитор – должник (немецкий термин, означающий вину, – Schuld – также означает «задолженность»); но Ницше фокусируется здесь в первую очередь на чувстве вины, нечистой совести и ее угрызениях. Важность понятия долга, разумеется, не могла от него ускользнуть – это подтверждается фрагментами, написанными параллельно с черновиком этой работы, где мы читаем, например: «Проблема: „Ты должен“: склонность, которая не в состоянии найти себе обоснование, как, скажем, половое влечение, не должна попасть под осуждение как одно из влечений; напротив, она должна быть их ценностным мерилом и судьей!» (Ницше 2005, с. 253, перевод изменен). И тем не менее, несмотря на эти и подобные им замечания, четвертый трактат о долге так и не был включен в книгу.

У актов исключения, как правило, есть веские причины, которые в данном случае были совершенно осознанными. Дело в том, что учитель Ницше, Шопенгауэр, сам посвятил генеалогии долга главу сочинения 1840 года Über die Grundlage der Moral[180]. Здесь под заглавием von der imperativen Form der kantischen Ethik[181] мы читаем, что «Понимание этики в императивной форме, как учения об обязанностях[182] [Pflichten] и представление о моральной ценности или неценности человеческих поступков как об исполнении или нарушении обязанностей, бесспорно, имеет свой источник вместе с долженствованием [Sollen] только в теологической морали и, прежде всего, в декалоге» (Шопенгауэр 2001, с. 388, перевод слегка изменен). Согласно Шопенгауэру, теологический императив, который имеет смысл только в перспективе наказания или награды и не может быть от них отделен, был контрабандным путем перенесен Кантом в философию, где принял противоречивую форму «абсолютного или категорического долга». Поскольку кантианская мораль в этом отношении основывается на «скрытых теологических предпосылках» – на самом деле, она является «моральной теологией» (Moraltheologie), – то можно сказать, что в ней «Кант сделал результатом то, что должно было бы быть принципом или предпосылкой (теологию), а в качестве предпосылки принял то, что подлежало бы вывести как результат (заповедь)» (там же, с. 389).

Выявив его теологическое происхождение, Шопенгауэр может срывать маски или по меньшей мере прочитать в новом свете «основное понятие всей кантовской этики, определение долга[183]: это „необходимость поступка из уважения к закону“ [die Notwendigkeit einer Handlung, aus Achtung vor dem Gesetz]» (там же, с. 395). Словосочетание «необходимость поступка», согласно Шопенгауэру, является не чем иным, как «искусственно скрытой, очень натянутой» перифразой слова «должен» (soll), которое само по себе отсылает к языку заповедей (там же, с. 396). Таким образом, приведенное определение «„долг есть необходимость поступка из уважения к закону“ – выраженное простым и прямым языком, то есть без маски, будет гласить: „долг обозначает поступок, который должен быть совершен из повиновения [aus Gehorsam] перед законом“. В этом вся суть» (там же, перевод слегка изменен).

Эта генеалогия – разумеется, корректная, – набросок которой дает Шопенгауэр, показывает, как мало значит просто сорвать маску с чего-либо, обнажая его скрытое происхождение. В самом деле, возводя кантовскую этику к ее теологической предпосылке, мы мало что выигрываем в том, что должно было бы интересовать нас в первую очередь, то есть в понимании парадигмы практики, которую она породила, а также структуры и специфических черт человеческого действия, о которых в ней идет речь. Как когда-то отмечал Фуко, проследить генеалогию не означает «сорвать все маски, чтобы наконец раскрыть первичную идентичность» (Фуко 1996, с. 79, перевод слегка изменен); скорее, это означает посредством скрупулезного анализа деталей и эпизодов, стратегий и тактик, обманов и истин, détours[184] и магистральных путей, практик и знаний попытаться в интересующем нас случае заменить тривиальный вопрос «каково происхождение идеи долга?» на иные, куда менее очевидные: «что стоит на кону в стратегии, которая привела к концепции человеческого действия как officium?» и «какова природа литургического акта, то есть акта, который позволяет полностью определить себя в качестве officium?».

2. Принципиально важным является то, что в литургической традиции отношение между двумя составляющими действия, officium и effectus, мыслится согласно модели потенция – акт. Мало того, что effectus, как мы уже видели, используется для перевода греческой energeia