И далее: «- Прости меня, Иуда, брат мой, — промолвил Иисус, — но это необходимо. — Я же уже спрашивал тебя, равви, нет ли другого пути? — Нет, Иуда, брат мой. Я бы тоже предпочел другой путь; до сегодняшнего дня я ждал и надеялся, но — напрасно. Нет, другого пути нет. Настал конец света конец мира. Этот мир — царство дьявола — будет уничтожен, только когда наступит Царствие Небесное. Я принесу его. Как? Своей смертью. Другого пути нет. Не дрожи, Иуда, брат мой. Через три дня я восстану из гроба. — Ты говоришь это только для того, чтобы успокоить меня, чтобы я предал тебя, и сердце мое не разорвалось. Ты говоришь — я выдержу, ты хочешь придать мне сил. Нет, чем ближе час… нет, Иисус, я не вынесу этого! — Вынесешь, Иуда, брат мой. Господь придаст тебе сил столько, сколько потребуется. Это необходимо, необходимо, чтобы я был казнен, а ты предал меня. Мы оба должны спасти мир. Помоги мне. Иуда опустил голову. — А ты бы предал своего учителя? Иисус надолго задумался. — Нет, боюсь, я не смог бы. Потому Господь и сжалился надо мной и поручил мне более легкое дело — быть распятым, — и, взяв Иуду под руку, он продолжал уговоры: — Не бросай меня. Помоги мне. Разве ты не говорил с первосвященником Каиафой? Ведь служители Храма уже готовы и вооружены, чтобы схватить меня? Ведь все устроилось, как мы и договаривались, Иуда. Так отпразднуем же сегодня вместе Пасху, а потом я дам тебе знак, и ты приведешь их. Впереди лишь три темных дня — они промелькнут, как молния, а на третий день, в воскресение, мы возликуем и обнимемся снова!»
[15] «Все устроилось, как мы и договаривались» — в этих коротких словах заложен глубочайший смысл, как раз и свидетельствующий о существовавшей между Иисусом и Иудой предварительной договоренности. Именно ими обоими, а не одним только Иисусом, был разработан тайный план «предательства», блестяще осуществленный Иудой. Характерно, что в приведенных отрывках Иисус предстает испытывающим неуверенность, даже страх перед тем решительным шагом, который ему предстоит сделать. И именно Иуду он выбирает в качестве верного и надежного помощника, на плечо которого он может опереться и которому может безоговорочно вверить свою судьбу и судьбу своей великой миссии. «Почему ты выбрал меня?» — спрашивает Иуда. И получает откровенный ответ: «Сильнее тебя никого нет. Остальные не вынесут». «Мы оба должны спасти мир. Помоги мне» — разве не слышен в этих словах Иисуса откровенный призыв о помощи? «Одному мне не справиться, — как бы говорит он, без твоей помощи, без твоей поддержки, без твоей жертвы моя миссия обречена на неудачу». Однако эти слова имеют и другой, куда более глубокий смысл: Иисус возлагает миссию спасения мира не на себя одного, а на обоих — на себя и Иуду одновременно. Здесь мы подходим к очень важному моменту в истории Иисуса Христа и во всей истории христианства. Речь идет ни много ни мало о миссии Иуды как одного из спасителей мира.
15.
Вновь обратимся к Борхесу: «Рунеберг… предлагает оправдание Иуды метафизического свойства. Весьма искусно он начинает с убедительной мысли о том, что поступок Иуды был излишним. Он указывает, что для опознания Учителя, который ежедневно проповедовал в синагоге и совершал чудеса при тысячном стечении народа, не требовалось предательства кого-либо из апостолов. Однако оно совершилось. Предполагать в Писании ошибку недозволительно; не менее недозволительно допускать случайный эпизод в самом знаменательном событии истории человечества. Ergo, предательство Иуды не было случайным; оно было деянием предопределенным, занимающим свое таинственное место в деле искупления… Иуда, единственный из апостолов, угадал тайную божественность и ужасную цель Иисуса…»[16] Итак, по Борхесу, деяние Иуды занимает «свое таинственное место в деле искупления». Разве это не означает, что Иуда имел свою собственную миссию, неразрывно связанную с миссией Иисуса? Разве не жертвует Иуда всем, что у него есть — добрым именем, честью, жизнью, наконец, — ради успешного осуществления того великого дела, которое призван был совершить Иисус? ради торжества новой веры? ради искупление грехов человеческих и спасения мира? Нет, не позорным словом «предатель» следует клеймить несчастного — его следует именовать не иначе как героем, бесстрашным, истинным, верным подвижником, до самозабвения преданным Иисусу, своему другу и учителю. И крест его — как прав здесь Казандзакис! — куда тяжелее креста Иисуса, которому Господь «поручил более легкое дело — быть распятым». В подкрепление нашей версии приведем еще две цитаты. Первая принадлежит Генрику Ибсену, вторая — Герману Гессе. «Юлиан. Чем ты был при жизни? Голос. Двенадцатым колесом мировой колесницы. Юлиан. Двенадцатым? И пятое уже считается лишним. Голос. Куда бы покатилась колесница без меня? Юлиан. Куда же покатилась она с твоей помощью? Голос. К славе. Юлиан. Кто избрал тебя? Голос. Хозяин. Юлиан. Избрал ли тебя Хозяин в провидении будущего? Голос. Да, вот — загадка!..»[17] «…разве предательство Иуды, искупительная жертва и гибель Спасителя не были необходимы, священны, предопределены и предречены в древнейшие времена? Разве была бы польза… была бы хоть крохотная польза, если бы изменилось хоть на йоту божественное предначертание и не совершилось бы дело спасения, если бы уклонился этот самый Иуда по соображениям морали или рассудка от назначенной ему роли и не пошел на предательство?»
