Опоздавшая невеста - [3]

– Ну вот. Это подержится, пока мы доберемся до Роузмонта. Арабелла вытащила из-под сиденья тяжелое одеяло и накрыла Люсьена, подоткнув со всех сторон края. Не столько для его удобства, сколько для очистки своей совести. Ее смущало то, что приходится ехать с ним в одном экипаже на расстоянии вытянутой руки от выпуклых мышц и гладкой золотистой кожи.

Поплотнее завернувшись в плащ, она села в угол кареты и стала горячо молиться, чтобы кролик перебежал дорогу хорошо натасканным собакам констебля Роббинса.

Слабая улыбка тронула ее губы при этой мысли, хотя напряжение не спало. Она была так близка к успеху! Если бы все шло по-прежнему, она за год рассчиталась бы с отцовскими долгами и оплатила счета за лечение Роберта. Можно было бы даже отложить на ремонт Роузмонта. Ей нужно было только время. Время и немного удачи.

Сейчас, кажется, удача отвернулась от нее. Арабелла украдкой из-под ресниц взглянула на Люсьена. Он лежал раскинувшись и что-то бормотал каждый раз, когда колеса попадали на ухаб или в выбоину. Понимая, что это ребячество, Арабелла хотела, чтобы он был в сознании, а она могла позлорадствовать, видя, как ему неудобно.

Громыхающая карета въехала в особо глубокую колею, и Люсьен тихо застонал, а его рука потянулась к раненому плечу. Арабелла наклонилась к нему в тот момент, когда Люсьен коснулся пальцами наспех сделанной повязки. Он нахмурился и попытался от нее освободиться.

Она не уступала, крепко удерживая его руки. Через некоторое время он обмяк и сполз на бок, так что голова его оказалась у нее на коленях. Дышал он поверхностно, но ровно.

Арабелла подождала, пока лоб его разгладился, потом снова подоткнула одеяло. Люсьен выглядел спокойным, густые ресницы лежали на щеках невинно и бесхитростно, как у ребенка.

Но она не обманывалась. Она знала его слишком хорошо. Наклонясь вперед, Арабелла прошептала ему на ухо:

– Если в этот раз ты выживешь, Люсьен Деверо, я убью тебя своими руками.

Глава 2

Люсьен медленно приходил в себя, чувства его были притуплены. Голова удобно покоилась на теплой мягкой подушке, восхитительный запах малины вызывал образы спокойного летнего дня.

Если бы не покачивание и скрип кареты на плохих рессорах, он почти поверил бы, что лежит, удобно устроившись на мягкой кровати, страдая всего лишь оттого, что ночью выпил слишком много бренди.

Он шевельнулся, и острая боль рассеяла его приятные фантазии. Никогда ночь излишеств не причиняла ему впоследствии такой боли. Он поднял руку, пальцы инстинктивно потянулись к плечу.

– Осторожнее двигайся, – приказал охрипший и низкий женский голос с легким йоркширским акцентом. Он вызывал какие-то смутные воспоминания. И вдруг Люсьен ясно увидел теплые карие глаза и мягкие, похожие на цветочные лепестки губы.

Он отвлекся от своей боли и попытался открыть глаза. Милое, напоминающее сердечко лицо смотрело на него сверху вниз, тонкие брови были нахмурены.

Его сердце забилось быстрее. Ему были знакомы эти глаза. Когда-то давным-давно он целовал эти подобные бутону розы губы. Его взгляд упал на мягкие округлые груди, которые возвышались над ним.

– Белла.

Ее рука, до того спокойно лежавшая рядом с его щекой, сжалась в кулак.

– Может быть, ваша светлость соблаговолит разговаривать, глядя мне в лицо, а не уставившись на грудь?

В ее голосе чувствовалась стужа, и Люсьена передернуло. Набравшись решимости, он поднял глаза и, встретившись с ней взглядом, виновато улыбнулся. Однако он знал, что не получит прощения: его вина перед ней была гораздо серьезнее, чем неосторожно сказанное слово.

Она указала ему на противоположное сиденье: «Иди туда». Ему оставалось только повиноваться. Не очень-то поспоришь, когда голова лежит у нее на коленях, не говоря уже о воздействии, которое ее близость оказывает на не полностью восстановившееся сознание.

Он с усилием поднялся, и перед глазами запрыгали черные точки, а плечо пронзила резкая боль.

– Боже правый, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы, – что со мной случилось?

Она откинулась назад, ничуть не тронутая его мучениями.

– Ты не помнишь?

– Нет. – По крайней мере ничего существенного. В его затуманенном сознании промелькнули смутные очертания прибрежной скалы в ночной мгле, и он почувствовал острый запах океана, такой густой, что, казалось, его можно было попробовать на вкус. Он куда-то ехал...

Люсьен потер висок, вздрогнув, когда пальцем коснулся вскочившей на лбу шишки величиной с грецкий орех.

– Я упал?

– Твоя лошадь понесла, и ты ударился головой о сук дерева. – Она помолчала, не зная, как продолжить, и в конце концов спряталась за хмурое выражение лица. – Мой возница, наверное, ехал быстрее, чем следовало на такой узкой дороге.

Ее взгляд как бы говорил, что Люсьен сам виноват в случившемся. Он дотронулся до лба, где тупая боль усиливалась с каждой минутой.

– Чертовски болит.

– Жить будешь. Чтобы помять такую крепкую, голову, нужно что-нибудь потверже дуба.

Его губы дрогнули: Арабелла стала остроумной. Он прищурившись смотрел на нее. Она сидела неподвижно, сжав руки на коленях, щеки раскраснелись, от усталости глаза казались темнее, каштановые и медового цвета пряди волос были взъерошены. Арабелла выглядела моложе, чем он ее помнил. Моложе и даже еще красивее.