Оползень - [2]
Толпа недоверчиво, насмешливо загудела.
— Крупку нам задарма раздаст на помин, — дурашливо выкрикнул кто-то.
«Эх, зря я про сорок дней… перебор… не остерегся…» — пробормотал про себя Зотов, оглядываясь на окна конторы: скоро ли управляющий выйдет, проводить бы его отсюда в целости-сохранности.
А там, в кабинете Осколова, помощник все путался, осклизался в словах, не умея выбрать нужную линию в такой момент: и дельце есть, вроде бы интересное — пусть начальство оценит его, помощника, старания — и в то же время начальство в печали — ну, как прогневается? А зачем тогда на службу явился? Сидел бы, печалился дома… На себя дельце взять, заявочку перекупить духу не хватало, да и преследуется строгонько, можно и места лишиться. Опять же эта шарга политическая враз донесет: мой, мол, ручеек перекуплен. Нет, не решиться! Не надо. Ему лишь бы быть замечену акционерами, что и он тут руку приложил, постарался для общества, поощреньице какое заслужить…
Слегка задыхаясь от жара изразцов и помавая себе рукой на узел галстука для прохлады, помощник почтительно поник к уху Осколова, снижая голос из уважительности к его трауру:
— Извините, не вовремя, конечно, но есть предложение, весьма заслуживающее внимания, очень рекомендую обратить и доложить Виктору Андреевичу.
Управляющий поднял к нему бледное лицо, подчеркнуто бледное от черного пиджака:
— Ну?
— Заявка рабочего Мазаева на золото… того, ссыльнопоселенца из политических, — совсем съехал голосом помощник.
— Да что вы шепчете? — раздражился Осколов. — Многозначительность эта, шепот, кого боитесь-то? Будто кудеяры кругом! Типографщик, поди, бывший или железнодорожник чахоточный какой-нибудь ключишко, не стоящий внимания, хочет показать.
Ну, кабы голос какой был иль видение там, знак остерегающий, что потом из всего этого произойдет, Александр Николаевич, может быть, тут же на месте, не размышляя, в печь ее, заявку, в печь с изразцами сине-зелеными. Но ничего такого не было, никакого намека судьба не подала. Он испытывал только обычное профессиональное недоверие к непрофессиональному заявителю. У него был глаз на настоящих старателей: по одному виду человека, по возбуждению, по внутренней дрожи умел он различать, когда приносили серьезные сведения. У Леньки Мокрого, которого он трезвым-то никогда не видел, хватал каракули его, как говорится, не глядя, платил, сколько запросит, потому что понимал, у кого берет, какой у Леньки талант на камень есть. Теперь же Александр Николаевич лишь мельком взглянул на подсунутую грязную бумажку.
— Извините. Вот тут я заставил его планчик примерный набросать, — настаивал помощник. — Нет, серьезно, — торопился он. — Я даже немного дал ему вперед. Единственно, чтоб успокоить. Нехорошо народ настроен, господин управляющий, раздражен-с! А все, думаю, он мутит, умная шельма, и со связями… Думаю, у горщика какого купил, у пьянца. Он — авторитет, его не обманут. Вот тут, примерно, в распадочке, — тыкал он пальцем, — ручеек безымянный, и якобы блестиночки в нем хорошие… Вы уж доложите Виктору Андреевичу!
— Хорошо, хорошо, непременно, — Осколов поднялся из-за стола. — Вам на таком плане Колорадо нарисуют, верьте им! Да еще бывшие политические.
У ворот его встретили неясным гомоном, мяли в руках шапки, робели, но отступать не собирались, выкрикивали вразнобой:
— Зубы у детей шатаются!
— В бараках сырость! Ставили прямо на мерзлоту без фундамента.
— …Сил нет!
Как будто он сам этого не знал! Но ведь не он же строил, и что он теперь может переменить!
— Я поставлю вопрос перед акционерами, — неуверенно пообещал он, ненавидя в эту минуту и себя, и толпу.
— Вообще работа невснос! — дерзко бросил в лицо ему молодой парень из первого ряда.
— От цволачь! Невснос ему! — сказал Зотов, стоявший рядом.
— Как твоя фамилия? — спросил Александр Николаевич.
— Моя фамилия Федоров, господин управляющий. Нечего наши фамилии спрашивать. Вы сами ответ давайте!
— Вот народ — брачеха, а? Не крюк, так багор! Одни мошенники.
Зотов просто разрывался из преданности, и было в нем что-то такое же холуйски липкое, как в помощнике.
— Помолчите, Зотов, — оборвал его Александр Николаевич. — Не можете вы без своих грубостей!
Приказчик отошел в толпу, ворча:
— Ругаюсь, вишь! Какие нежные! Нам без ругани нельзя. Может, ругань у нас заместо покурить.
Осколов обвел глазами стоящих впереди, остановил взгляд на старике рядом с Федоровым: видно, родственники. Белые пятна ожогов на лице выдавали, что долго был таежным кабанщиком.
— А ты, старик, что молчишь?
— Погодь, — ответил старик, — скажу. Когда прожгет, скажу. Пока молчу.
Это было плохо. Первый раз в его практике управляющего так плохо. Тревога холодком прошлась от низа живота по всем внутренностям до самого горла.
В толпе нарастала нервность, надрывность. Молодой парень сбивчиво обратился к Осколову:
— Приказчик Зотов — сволочь!
— Ох и сволочь же! — вздохом пронеслось по толпе.
Александр Николаевич обернулся к Зотову.
— Чернота-то, она капризна! — доверительно и смиренно покивал тот из толпы. Некоторые возле него засмеялись. Зотов сложил короткие крепкие ручки на животе, ждал.
Сын и наследник Ивана I Калиты, преемник брата Симеона Гордого, отец и воспитатель будущего князя Дмитрия Донского, великий князь владимирский и московский, Иван Иванович оказался сопричастен судьбам великих своих современников. Несмотря на краткость своего правления (1353-1359) и непродолжительность жизни (1326-1359), Иван II Иванович Красный стал свидетелем и участником важнейших событий в истории России. Его правление было на редкость спокойным и мудрым, недаром летописцы назвали этого государя не только красивым, Красным, но и Кротким, Тихим, Милостивым. Издание включает краткую биографическую статью и хронологическую таблицу жизни Ивана II Ивановича.
Роман О. Гладышевой и Б. Дедюхина «Ночь» посвящен одной из наиболее трагических страниц русской истории. Ее герой — великий князь владимирский Георгий Всеволодович — был одним из тех, кто попытался сплотить русских князей в борьбе против общего врага — монголо-татар. Книга — широкомасштабное историческое полотно, правдиво и ярко рисующее картину жизни Руси XIII века, достоверно воссоздающее противоречивую политическую атмосферу той эпохи.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.