Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию - [201]

21 января послов позвали на вторую тайную аудиенцию; ввиду траура их повезли на черных лошадях. Покои были все обтянуты черным сукном, и советники в черных камлотовых костюмах. Эта аудиенция продолжалась целых два часа.

30 января фон Ухтериц, раньше всех, собрался в свой давно желанный обратный путь в Голштинию. При снаряжении его произошло следующее памятное происшествие. Фон Ухтерицу, ради собственных его дел, в особенности ради наследства, очень хотелось поскорее приехать в Германию. Поэтому он не раз просил послов об отпуске. Бр[юггеман], однако, не хотел давать на это согласия, разве лишь, в конце концов, под следующим условием: чтобы он ни от кого больше, как от него, не брал с собой писем в Германию, а в особенности к голштинскому двору; остальные письма пусть он все передаст ему, Брюггеману; тогда он не только будет отпущен, но ему будет оказана всяческая добрая помощь для путешествия; в противном же случае пусть он и не думает выбраться. Фон-Ухтерицу, честному дворянину, это показалось странным и трудным; он спрашивал посла Крузиуса и других: как здесь быть? Сочтено было за лучшее, чтобы он подал вид, точно готов согласиться на подозрительное предложение Брюг[ге]мана. Когда, однако, фон Ухтериц напомнил при этом Брюг[ге]ману, как же ему отвечать, если и посол Крузиус передаст ему письма на имя его княжеской светлости, а он их не доставит, то Брюг[ге]ман дал ему письменное ручательство за собственной рукой, что из-за этого у него не будет затруднений, и что бы ни случилось, вреда ему не будет. Когда фон Ухтериц уже более не возражал, Брюг[ге]ман успокоился и содействовал его путешествию. Тем временем посол Крузиус приготовил два пакета писем, из которых он один передал фон Ухтерицу тайно, а другой — для уничтожения — явно. Так же точно поступили и секретарь и другие. При этом пришлось соблюсти ту предосторожность, чтобы Брюг[ге]ман, вскрыв письма, не сразу догадался о «скрытом кушанье» и не отменил поездки. Поэтому Ухтериц сказал Брюг[ге]м[ану], что он находит неудобным отдавать письма в Москве, но предлагает их передать в полумиле за городом, чтобы Крузиус не заметил проделки: Крузиус, по его словам, мог потребовать пакет обратно для дополнения его, и тогда он оказался бы в постыдном положении. Это умное предложение до того понравилось Брюг[геману], что он одного из своих верных слуг послал вслед за Ухтерицом, как бы — проводить его, а на самом деле для того, чтобы взять письма. Когда это совершилось, путешественник поспешил вперед, насколько он мог, и счастливо уехал. Брюг[ге]ман же, вскрыв письма и заметив, что ничего особого в них нет (притом в пакете Крузеуса оказались лишь бумаги одного почерка, а между тем он писал со своим писцом и мальчиком целых два дня), понял, что не удалось поймать настоящую рыбу и что его перехитрили. Поэтому он стал еще несноснее, чем прежде, но не мог высказать истинной причины.

2 февраля Иоганн Грюневальд ^[332], патриций данцигский, один из знатнейших в свите, проболев 8 дней, безмятежно и блаженно скончался и 6 того же месяца в торжественной процессии похоронен на немецком кладбище. Это был человек очень благочестивый, богобоязненный и тихий, со всеми ладивший и со всякой неприятностью примирявшийся; до этого путешествия он совершил также большие и трудные поездки в Вест- и в Ост-Индию и имел большой опыт,

6 февраля персидский султан с весьма большой пышностью бил доставлен русскими в город; чтобы нас не задерживать, ему на третий день после этого дали аудиенцию.

11 посол Брюг[ге]ман пожелал и получил один тайную аудиенцию. 12 наши солдаты и офицеры, которых мы с соизволения его царского величества брали с собой из Москвы в Персию, получили благодарность и расчет.

23 февраля мы в последний раз были приняты на публичной аудиенции, приложились к руке его царского величества и получили отпуск.

7 марта персидский султан вновь собрался в путь из Москвы и поехал вперед в Лифляндию.

Глава CIV

(Книга VI, глава 25)

Отбытие из Москвы, через Лифляндию, обратно в Голштинию, в резиденцию его княжеской светлости нашего милостивейшего государя

После этого мы вновь собрались в путь, и 16 марта по санному пути опять выехали из Москвы, в сопровождении наших приставов, нескольких стрельцов и многих немцев. После любезного прощания мы помчались вперед и стали делать быстрые дневные переходы, чтобы не потерять санного пути, так как весна уже наступала, а погода была ясная. 18 мы пришли в Тверь, а 19 в Торжок. И та и другой — «ямы», где нам давали свежих лошадей.

Как ни мал город Торжок, в нем все-таки 30 церквей и часовен, которые ежедневно посещаются; одна из них каменная и довольно красива, если судить по наружному виду. Никого из нас не хотели пустить в город.

23 марта мы вновь прибыли в Великий Новгород и были хорошо приняты воеводой, доставившим нам некоторые кушанья и напитки. Мы застали прибывшего до нас персидского посла, с которым мы на следующий день отправились в путь и 24 марта перешли через русскую границу.

Когда по въезде в Ингерманландию наш медик был послан вперед ради знатного мужа, моего бывшего доброго друга, который лежал в Лифляндии опасно больным и неоднократно просил о присылке нашего врача, я также, заболев лихорадкой и не имея надобности дольше оставаться при свите, собрался вместе с ним вперед в Ревель.