Оперные тайны - [77]
Кто взял верх, кто победил в их заочном поединке? Ни тот ни другой. Но и тот и другой заняли предназначенные им вершины на музыкальном Олимпе. Притом что фигура Моцарта – это не чисто немецкая, а скорее австрийско-итальянско-немецкая традиция, она являет собой совершенно отдельное пространство Гения.
Хотя поначалу уроженец Тюрингии Вагнер, безусловно, находился под большим влиянием итальянской музыки, что мы недавно и услышали по поставленной в Москве второй опере Вагнера Liebesverbot («Запрет любви»), Италия ощущается даже в «Летучем голландце» и в «Тангейзере». Но не в «Нюрнбергских майстер-зингерах» и – особенно! – «Парсифале». Там есть мелодии певучие, легатные, но уже не имеющие абсолютно никакого отношения к итальянской музыке, это из чисто немецких Lied.
Вагнер царит посреди немецкого пространства музыки, у истоков утверждённого им совершенно нового стиля, впоследствии продолженного и развитого и Рихардом Штраусом, и в каком-то плане Арнольдом Шёнбергом и Альбаном Бергом.
А в итальянских музыкальных «Альпах», на могучих музыкальных толщах бельканто Россини, Беллини и Доницетти возвышается пик по имени Джузеппе Верди, без которого никогда не поднялись бы впечатляющие вершины Пуччини, Масканьи и Леонкавалло.
И сегодня Вагнер и Верди похожи на две Джомолунгмы с седыми шапками на вершинах. Хотя оба – особенно Вагнер! – в чисто человеческом плане были как минимум вовсе не подарками.
И кто тут примадонна?
Иногда мне кажется, что Верди не любил сопрано. Ну, не то чтобы не любил, но испытывал к этому типу голоса скрытую и иногда прорывавшуюся неприязнь. Хотя сопрано и тенор в итальянской традиции – примадонны и премьеры! Без них оперы нет. Но у его сопрано самые сложные арии почти всегда в начале оперы, когда голос ещё толком не успевает разогреться.
Скажем, у Беллини в «Норме» перед Casta Diva примадонна успевает распеться. А «Набукко», «Аттила», «Макбет», «Луиза Миллер», «Трубадур», «Травиата», «Бал-маскарад», «Дон Карлос» – выходи и всё выдавай сразу. Один вступительный речитатив к арии Абигайль – это же просто голос навынос…
Возможно, вначале он подсознательно ориентировался на специфику голоса Стреппони. Она выдавала максимум возможного в начале спектакля, а потом у нее, как писали критики того времени, подсаживался голос. А в итоге её карьера пришла к закату довольно быстро.
Так быстро, что Верди, работая над «Макбетом», «примерял» на её уже утративший лучшие качества голос партию Леди Макбет. Верди писал об одной из возможных исполнительниц: «У неё голос ангельский, а мне нужно, чтобы в голосе Леди было нечто дьявольское».
И чуть далее: «Я бы хотел, чтобы Леди не пела совсем!» Похоже, Стреппони была тогда в такой вокальной форме, что, услышав её «трели», маэстро воскликнул: «Вот это то, что мне надо! Такой и должна быть Леди… Некрасивый, скрипучий голос жёстокой и расчётливой ведьмы!»
Может быть, дело в том, что многие примадонны – те самые, с которыми у Верди якобы бывали романы, – закатывали ему сцены: «Почему ты для меня не напишешь оперу?!» И в итоге они так довели, так достали его своими строптивыми характерами, истериками и скандалами, что он по-своему начал им мстить: а вот давайте, решайте-ка с самого начала задачки потруднее!
Джузеппина Стреппони в молодости
Верди, правда, мог сколько угодно ненавидеть сопрано, но и понимать при этом, что есть закон, который ему не дано нарушать. Царица и примадонна в итальянской оперной традиции – это всё-таки сопрано. Публика ждёт в первую очередь именно сопрано и тенора! И поэтому именно им отдаются самые красивые, самые сложные, самые виртуозные куски с высокими верхними нотами в кабалеттах и каватинах.
Не может быть примадонной (за редкими исключениями вроде «Трубадура» и, пожалуй, «Дона Карлоса») меццо-сопрано. При всех написанных для них изумительных, потрясающих ариях меццо – всегда на шаг позади.
И я почему-то думаю, что его симпатии нередко бывали именно на стороне меццо-сопрано. Иначе почему он писал для них такие роскошные арии? И я, признаться, будь такая возможность, охотнее пела бы Азучену, а не Леонору. Эболи – а не Елизавету! Сопрано – почти всегда страдающая героиня: Леоноры, Амелия, Елизавета… А стервозность Эболи, инфернальность Ульрики – привлекательные, что и говорить! – это для меццо.
Я обожаю и романсы Верди – он писал их в разные периоды своего творчества. Обожаю. Это ведь, строго говоря, не романсы в общепринятом значении слова. Это скорее маленькие арии, такие как Spazzacamino («Трубочист»), Цыганка, Brindisi… И они труднее многих арий. Расход энергии точно такой же, но артистическое понимание, музыкантское чутьё, владение голосовыми красками, чувство стиля на более высоком уровне. И если в арии ты можешь просто «шибануть» и спеть всё достаточно плотно, то в романсах нюансировка должна быть предельно точной, гибкой и разнообразной. Поэтому их и поют так редко.
Например, Spazzacamino – это как «Крысолов» Моцарта, зарисовка такого трубочиста, маленького мерзавчика, который вылезает из трубы и говорит: «Ну что, синьоры, без меня-то никуда в этой жизни! Вот не почищу камин – задохнётесь от гари». Сложная штука! Поэтому настоящих исполнительниц этих романсов можно на пальцах одной руки пересчитать. Как, например, Рената Скотто – дивная певица и интереснейший музыкант.
