Оперные тайны - [34]

Я очень часто думаю о том, каким счастьем, каким подарком судьбы для меня были встреча и работа с этим тончайшим слоем старых гениальных маэстро! О том, что я была с ними знакома, что пела им прослушивания, а потом – спектакли и концерты. О том, что я, образно говоря, успела вскочить на подножку уходящего поезда.

Правда, иногда с этой «подножки» соскакивала я сама, о чём сейчас очень жалею. В 1990-м я получила открытку – храню её в своём архиве – с предложением записать «Кармен» от Карлоса Клайбера. Того самого Карлоса Клайбера, который по несколько лет назад проведённому журналом «ВВС Music Magazine» опросу занял первое – первое! – место в списке двадцати наиболее выдающихся дирижёров всех времён. Великий музыкант!

Мне тогда казалось, что все мои «высокие» партии не сочетаются с Кармен. Просто не готова была к такому вокальному экстриму… Я ему ответила, что не готова сейчас записывать Кармен. «Зря, – ответил он, – вы со мной бы записали очень хорошо». А сейчас понимаю, что если с кем-то и можно было экспериментировать, так это именно с Клайбером! Тем более что Кармен написана для сопрано с тёмным, «сексуальным» тембром и темпераментом….

…В 1832 году в Париже после успешного первого представления была запрещена пьеса Виктора Гюго «Король забавляется». Полвека потребовалось автору, чтобы вернуть её на сцену. Но, увы – в 1882 году она уже воспринималась исключительно как литературная первооснова оперы Верди «Риголетто»… Не по тем же самым причинам, только в составе полной драматической трилогии Бомарше ставится сегодня «Севильский цирюльник»?

А «La folle journee, ou Le mariage de Figaro» Бомарше и «La nozze di Figaro ossia la folla giornata» Моцарта будут играться всюду и всегда. И – независимо друг от друга!

Бездна, вошедшая на порог

«Дон Жуан» – самая близкая нам в чём-то, самая «ощущаемая» нами опера Моцарта. Судите сами. В Праге сохранился практически в первоначальном виде Сословный театр, где его впервые исполнили 29 октября 1787 года – и сегодня каждое лето, в разгар туристического сезона, там практически ежедневно дают «Дон Жуана». Там же, в Праге, уцелел дом в имении «Бертрамка», где жил у своих друзей Моцарт, – там сейчас интереснейший музей. А в усадебном саду – стол, на котором он раскладывал готовые листы партитуры…

Сохранились «вкуснейшие» мемуары моцартовского либреттиста аббата Лоренцо да Понте. Не могу не процитировать маленький отрывок: «Я садился за мой письменный стол и оставался за ним двенадцать часов. Справа от меня была бутылка токайского, в центре чернильница, а слева портсигар с севильским табаком. В моем доме жила с матерью очаровательная шестнадцатилетняя девушка, которая помогала по хозяйству. (Как бы я хотел любить её как дочь, но…) Она приходила ко мне в комнату всякий раз, когда я звонил в колокольчик, что, по правде сказать, я делал довольно часто, особенно когда мое вдохновение остывало. Она приносила мне то бисквит, то чашечку кофе или же ничего такого, а лишь своё прелестное личико, всегда живое, всегда улыбающееся, и делала именно то и именно так, что вдохновляло мою поэтическую фантазию и рождало блестящие идеи». В либретто гурмэ и жизнелюб да Понте ввернул даже названия своих любимых сортов вина и сыра. Вот это жизнь – скажет любой мужчина любого века!

Лоренцо да Понте

Но при всём при этом «Дон Жуан» очень отличается от всего написанного Моцартом. Отличается категорически! Хотя бы по жанру. «Dramma giocosa» – весёлая драма. Такой трагикомический, на грани фарса жанр. Потому что у Моцарта – либо комическая опера, как «Похищение из сераля». Либо опера-сказка – как «Волшебная флейта». Или же опера историческая – как La clemenza di Titus. И вдруг – такая абсолютно на грани фарса трагикомедия.

«Дон Жуан» – это сплошные острые углы. Всё время конфликты, конфликты, конфликты, контрасты, контрасты, одно натыкается на другое, персонажи моментально меняют свой характер, образы – на любой вкус, от трагикомических и чисто трагических до абсолютно комических. Каждый номер, каждый персонаж по-разному перпендикулярен другому.

Дон Жуан и статуя Командора

Вот во многом комический персонаж Лепорелло, этакая промокашка Дон Жуана. Или, точнее сказать, за Дон Жуаном. Все грехи хозяина затираем-подчищаем, его слова повторяем, книжку его читаем, для себя что-то впитываем и где-то ему даже подражаем… Это в чём-то очень смешно, а в чём-то становится для него трагедией в тот момент, когда его бьют. И от женщин донжуановских ему достаётся крепенько! Но в то же время комплекс социальной неполноценности неизбежно рождает в нём желание изображать из себя некоего Дон Жуана light, маленького Казанову. «Voglio far il gentiluomo!» – «Стать я барином желаю!» Легенда гласит, что во время сочинения оперы Моцарт и да Понте где-то тайно встречались с реальным Джакомо Казановой. Для обмена опытом?

Дон Жуан – тоже фигура и трагическая и комическая одновременно. С одной стороны – он весь напоказ. Броский, яркий, эффектный, сверкающий до нестерпимого блеска – как в серенаде и особенно в знаменитой «арии с шампанским». А в финальной сцене – уже трагедия: этот храбрец, не раз прокладывавший себе путь шпагой, не на шутку испугался. Но ни в коем случае он не покажет этого.