Оперные тайны - [36]

Шрифт
Интервал

Потому что рядом были «Травиата», «Фауст», две Леоноры – из «Трубадура» и из «Силы судьбы», Татьяна и другие. То есть героини лирического репертуара, рядом с которыми моя Донна Анна чувствовала себя очень хорошо. В роли Донны Анны надо всё время сохранять настоящую испанскую гордость и то, что называется nobilita della voce – такое благородство голоса.

Ведь донна Анна – до мозга костей аристократка, красавица, потрясающая женщина, и это должно ощущаться и в звуке, и в тембральной подаче, и в манере поведения. Она эмоции прячет внутрь, и лишь изредка они у неё прорываются. Вот дон Оттавио говорит: «Почему ты так печальна?» А она взрывается – ты что, не понимаешь?! И при всей её страстности, при всей эмоциональности её первой арии и дуэта с доном Оттавио надо «держать лицо», сохранять вот эту nobilita.

И даже в тот момент, когда она просто криком кричит, что этот человек убил отца, когда произносит последние слова «Папа, прости, ради бога, что не уберегла!» – всё равно она сохраняет этот пафосный тон испанской аристократки, воспитанной в очень строгих правилах, в тени, так сказать, инквизиции. Это очень трудно!


Картина Ильи Репина «Донна Анна и Дон Жуан»


Она так отлична от Донны Эльвиры, которую я впервые спела уже в Америке! Эльвира «поживотнее». Она из народа, хотя и совсем не крестьянка, не простушка, не Церлина! Хотя и Церлина, между прочим, тоже не промах – в течение спектакля она доказывает, что очень хитра, очень умна, отлично понимает все эти хитросплетения мужской страсти и знает, как угодить своему Мазетто, тая при этом от ухаживаний Дон Жуана – но и мягко от них ускользая!

А Эльвира, при всей её прямоте, при всей её страстной эмоциональной загадочности, – это, образно говоря, middle class – средний класс. И там вполне можно позволить себе какие-то эмоционально-взрывные интонации.

Донна Анна вся состоит из полутонов. Донна Эльвира – это в основном «красные» тона. Она вся такая алая, эмоциональная, страстная! Все её выходы – яркие, плакативные. И в последние годы мне, может быть, была ближе Эльвира. Потому что она сама страсть, подача, посыл, и она отлично сочеталась с теми партиями, которые я в это время пела – Манон, Саломея, Тоска.

Донна Анна и Донна Эльвира – персонажи драматически разнонаправленные. Это две диаметрально противоположные особы, совершенно разные по эксцентрике и по внутреннему накалу. Но находящиеся тем не менее в некоем контрапункте, поэтому я с равной увлечённостью работала над обеими ролями.

Донна Анна к концу спектакля даёт себе установку успокоиться и вручить себя дону Оттавио. Он, конечно, зануда, он изрядно скучен, но это человек её круга. Он ей понятен, он абсолютно признаёт приоритет над собою такой женщины, как она. Он склоняет перед ней и голову и колени, донна Анна успокаивается к концу спектакля внешне – скажем так, её интонации «плывут»… Не то чтобы в ней падало эмоциональное напряжение… но просто она заставляет себя стать такой дамой, которая в будущем согласится стать женой, матерью и так далее.

«Градус» же Эльвиры, наоборот, растёт со страшной силой, её интонации подчёркнуто и артикулированно резкие, скачкообразные. Она всё эмоциональнее и ярче, одержимость и страсть у неё просто зашкаливают. А внешний лоск и приобретённый, видимо, не без труда аристократизм перемешиваются у неё с простонародной прямотой и резкостью. Хотя всё это не только для себя, но и на публику. Она всё время чуть-чуть на цырлах. Вот она – ну чисто мать-наставница – атакует Церлину: это я тебе не разрешаю, я тебе скажу, как надо сделать! Интонация настырно-настойчивая. Она втолковывает ей, что Дон Жуан – гад, сволочь, негодяй, он не имеет права крутить романы ни с тобой, ни с Донной Анной, вообще ни с кем – это я тебе говорю, я, Донна Эльвира!

Очень показателен – как контраст двух дам – терцет «Protegga, il giusto cielo» в конце первого акта. Донна Анна там всё время «висит» в верхнем регистре, а Эльвира, напротив, внизу. Там её партия, требующая необычайно точной интонации, безумно сложна: скачкообразность – вниз-вверх, вниз-вверх, остинатность, низкие ноты… Эльвира там звучит как контрфагот – Моцарт вспомнит об этом опыте в «Милосердии Тита»…

Кульминация роли – совершенно невероятная по трудности ария из второго акта «Mi tradi quel’alma ingrata». Лариса Шевченко, исполнявшая роль Эльвиры в Мариинском театре, не без грусти сказала как-то: «О, как это трудно…» Там тоже Моцарт тебя погружает вниз, а потом поднимает наверх, и всё время нужно слышать интонации деревянных духовых… При этом просто негде гортани вздохнуть, негде! И при этом ты опять-таки должен быть очень достоверен эмоционально.

Ты меня предал и продолжаешь это делать. Ты, встречая меня, мне улыбаешься и даешь мне какие-то авансы и реверансы, но при этом ты меня предаёшь! И я тебя уже раскусила, я тебя «разбомблю», я тебя разоблачу!

Я её тоже долго впевала – там должна быть просто идеальная интонация, там ни единая нота не должна пропасть. Здесь не надо бояться показать нижние ноты, грудное звучание! Иначе Эльвиры просто нет!

Экстраверт не от мира сего


Рекомендуем почитать
Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Падшее Просвещение. Тень эпохи

У каждой эпохи есть и обратная, неприглядная сторона. Просвещение закончилось кровавой диктатурой якобинцев и взбесившейся гильотиной. Эротомания превратилась в достоинство и знаменитые эротоманы, такие, как Казанова, пользовались всеевропейской славой. Немодно было рожать детей, и их отправляли в сиротские приюты, где позволяли спокойно умереть. Жан-Жак Руссо всех своих законных детей отправлял в приют, но при этом написал роман «Эмиль», который поднимает важные проблемы свободного, гармоничного воспитания человека в эпоху века Разума.


История всех времен и народов через литературу

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре Возрождения? Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете, прочитав книгу профессора Евгения Жаринова, посвященную истории культуры и литературы, а также тонкостям создания всемирно известных шедевров.


Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства. О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.


История кино

В новой книге Василия Горчакова представлена полная история жанравестерн за последние 60 лет, начиная с 60-х годов прошлого века и заканчивая фильмами нового времени. В книге собрано около 1000 аннотированных названий кинокартин, снятых в Америке, Европе и других странах. «Жанр живет. Фильмы продолжают сниматься, причем не только в США и Италии. Другие страны стремятся внести свою лепту, оживить жанр, улучшить, заставить идти в ногу со временем. Так возникают неожиданные и до той поры невиданные симбиозы с другими жанрами – ужасов, психологического триллера, фантастики.