Оперные тайны - [32]
Поэтому самое главное в сценическом решении этой роли – почувствовать в своей героине эти моменты переключения на ту, не такую уж и давнюю Розину из севильского квартала и ни на секунду не забывать о ней!
Тогда и получится не матронистое, утробно-желудочное пение, а совсем иное… «Dove sono» – это сквозь слёзы: «Боже мой, где эта любовь? О, мое желание, о, мое счастье, возврати мне эту любовь, чтобы я видела твои потрясающие горящие глаза, направленные на меня. Или дай мне умереть, или люби меня так, как ты любил. Верни мне надежду, верни мне эту любовь». А если нет… я сейчас же придумаю такую ситуацию, такую интригу, что ты, волею или неволею, мне эту любовь вернёшь! А ей-то едва минуло двадцать лет!
В этой арии негде опуститься на такое как бы плотное, хорошее опорное звучание. Ты везде должен находиться в этой точке, в этой позиции, потому что до-ре-ми-фа-соль-ля…. Всё в этом диапазоне лежит: до-ре-ми – это предпереход у сопрано, а фа-соль – это уже переходные ноты.
И постоянно надо на этом участке крутиться, надо было в купол так красиво ставить тон… именно этим мы и занимались с Шумиловой, а потом с Катаевым. Он как-то сказал мне: «Всё как будто на парашюте летаешь, ни одной земной ноты». Это парашютное звучание, купол над звуком дали мне очень много – тогда я оперного Моцарта почувствовала, что называется, со всех сторон.
«Откупори шампанского бутылку…»
Очень не зря когда-то Пушкин сказал устами Сальери:
Пьеса, самый дух которой сохранил в опере, пусть и с некоторыми изъятиями – всё-таки пьеса Бомарше в Австро-Венгрии была под запретом – аббат Лоренцо да Понте, либреттист Моцарта. Это именно искрящееся шампанское, молодое, задорное и хлещущее через край!
Шампанское, как мне кажется, тут тоже не случайно. Бывает, что бутылка с этим благородным напитком при определённых условиях взрывается. В Европе в конце XVIII века именно это и произошло, причём – совсем в духе нынешних времён! – за очень короткий промежуток времени.
У сатирико-комической пьесы Бомарше грандиозная, невероятная драматургия, построенная на отменно прописанном и тонко сакцентированном издевательстве низшего класса над классом высшим, а этой сатирической заточке не дано затупиться никогда. Именно поэтому публика низших классов на эту пьесу просто валом валила!
Замысел изумительного драматурга и в самом высоком смысле слова авантюриста, каким был Бомарше, тонко и точно почувствовал король Людовик XVI. Он в 1782 году, прочитав рукопись «Женитьбы Фигаро», наложил свою знаменитую и пророческую резолюцию: «Если быть последовательным, то, чтобы допустить постановку этой пьесы, нужно разрушить Бастилию[8]. Этот человек глумится над всем, что должно уважать в государстве». Читай: ну не может низший класс быть хитрее, умнее, изворотливее высшего класса, да ещё при этом над ним издеваться! А посему пьесу эту мы запрещаем.
Людовик XVI
Но не всё могут короли… 27 апреля 1784 года состоялась парижская премьера. Три года и два дня спустя Прага впервые услышала оперу Моцарта, которая полностью называется «Le nozze di Figaro ossia la folle giornata». А через три года сбылось и августейшее пророчество – Бастилия пала. Бутылка шампанского взорвалась, а одним из осколков незадачливому королю срезало голову.
Лоренцо да Понте был вынужден смягчить и сместить некоторые акценты. Иначе её бы просто не выпустили на сцену в столице империи Габсбургов. Но даже в таком варианте император Иосиф и придворные рычали на Моцарта: мол, не нужны нам скандалы с высшим обществом, которое совершенно справедливо воспримет её как оскорбление!
И совсем не случайно, что на периферии этой империи – в Праге! – где многие акценты расставлялись совсем иначе, опера имела в отличие от Вены просто сумасшедший успех. «Мои пражане меня понимают!» – любил повторять Моцарт, отдавший именно им премьеру своей следующей оперы «Дон Жуан»… Пьеса Бомарше и опера Моцарта доказали свою самодостаточность – это бывает не так уж часто. Но бывает: таковы «Отелло» Шекспира и Верди, «Евгений Онегин» Пушкина и Чайковского, «Саломея» Уайльда и Рихарда Штрауса.
Поэтому у всех участников спектакля – как и у инициатора похода на Бастилию Камилла Демулена и его парижан в памятный день 14 июля! – должна кипеть кровь и гореть глаза. А в последней постановке «Свадьбы Фигаро» в Wiener Staatsoper вот этого «шампанского» мне и не хватило…
Прага. Дом-музей Моцарта «Бертрамка»
Я хорошо понимаю оперные студии, которые выбирают для постановки именно эту оперу. Но для того, чтобы исполнить Моцарта на том уровне, какого он требует, нужно умение петь не только арии и ансамбли, но и речитативы. Речитативы secco – быстрый разговор, почти мгновенная смена состояния. И речитативы accompagniato – прологи к арии. Там другой, нежели в речитативе secco, темпоритм, более подчёркнутая и сакцентированная эмоция, которая опирается на структуру мелодии, а не на сухой аккорд, сопровождающий практически разговорную интонацию.
Памятная доска на доме, в котором жил Моцарт (Садско, Чехия)
