Операция "Кеннеди" - [8]

С животным удовольствием я смыл с себя под душем армейскую грязь, покидал в цивильную сумку тренировочный костюм и полотенца и поехал в "кантри клаб". Ничто не дает мне такой заряд оптимизма и бодрости, как проведенный в качалке час. Карате я забросил давно — при моем образе жизни ходить на тренировки ко времени оказалось нереальным. Хотя в первое после приезда время я еще пытался тренироваться. Я даже выступил на чемпионате Израиля, но уже во втором круге какой-то араб из Назарета вышиб меня из турнирной таблицы, чуть не сломав мне нос. С тех пор я перешел на более усидчивую и спокойную физкультуру.

Качалка была, среди прочего, превосходным местом для медитации. Выполняя жим штанги лежа, я пришел к заключению, что, если Алина не материализуется в ближайшие час-два, надо будет обеспечивать себе на вечер альтернативное женское общество.

Закончив тягать железо, я попарился в сауне, принял душ и отправился на Бен-Иегуду в кафе "Атара", где мы часто тусовались, особенно по пятницам. Я занял столик, заказал кофе с круасоном и подошел к телефонной стойке у кассы. У Алины опять никто не ответил.

Записную книжку с девичьими номерами телефонов американцы называют little black notebook[12]. Русское название более сочное и, к сожалению, более жизненное: "сто обломов". Но мне повезло: начав с наиболее достойной по ранжиру кандидатки, я ее, во-первых, застал дома, а во-вторых, заручился немедленным и радостным согласием провести вместе вечер. Ночь подразумевалась в скобках. У Светочки были зеленые глаза, светлые вьющиеся волосы и роскошные, прямо из шеи растущие, загорелые ноги. Будем надеяться, что загар за зиму не сошел. Страшно довольный собой и жизнью, я вернулся за столик.

V

В "Атаре" мы познакомились с Алиной. Вернее, я познакомился. Я сидел один, пил кофе, поглядывая в разложенную на столе газету, но только делал вид, что читаю, а на самом деле, по обыкновению, разглядывал девиц. Существует бесконечное множество параметров, по которым можно классифицировать женщин: по цвету глаз, по длине ног, форме груди, по голосу и росту. Но есть одно качество, которое невозможно свести ни к каким замерам, хотя, только взглянув на женщину, ты сразу понимаешь, обладает она этим качеством или нет. У Ремарка это называлось умением создавать атмосферу. Мы сегодня говорим "аура". Но аура — совершенно пустое слово. Аура бывает разной. Та, про которую говорю я, заставляет забыть про все, про все частности и детали, и воспринимать ее носительницу как один цельный образ, к которому тебя просто страшно влечет, и все тут. Я спал с Алиной десятки раз, но, ей Богу, не могу даже сказать, хорошая ли у нее фигура. Зато я точно могу сказать, что каждого раза с ней мне мало, что я хочу ее всегда, что никогда не могу насытиться ею вдосталь. Кажется, это называется "роковая женщина".

Она сидела в дальнем углу кафе и, наклонив голову, сосредоточенно писала на больших разлинованных листах, которыми обычно пользуются студенты. Перед ней на столике лежал фотоаппарат; я не мог разглядеть, какой именно, но было видно, что это — не современный электронный изыск, а тяжеловесная профессиональная камера серьезного фотографа. Рукав черного вязаного свитера закрывал ей всю ладошку, оставляя снаружи только тонкие хрупкие пальцы. Время от времени она отрывалась от записей, рассеянно откидывала волосы со лба и смотрела перед собой, в никуда, и тогда ее выразительные полные губы приоткрывались в чуть заметной улыбке. Я встречал в жизни женщин и покрасивее, чем она, но никогда еще не попадал в такое поле безнадежной недоступности: я не мог себе представить, как эта девушка может кому-нибудь принадлежать.

Не знаю, на что я надеялся, направляясь в ее сторону. В общем-то, ни на что. Просто я чувствовал, что обязан подойти и заговорить с ней. О возможном результате я старался не думать.

— Простите, Бога ради, что помешал, но мы с вами, кажется, где-то виделись...

Ничего оригинальнее я в тот момент выжать из себя не смог. Она подняла голову и посмотрела на меня с доброжелательным любопытством:

— А почему вы были так уверены, что я говорю по-русски?

Получив зацепку, тему для продолжения разговора, я с облегчением затараторил:

— Понимаете, я заметил, что вы пишете слева направо. Само по себе это, конечно, еще ни о чем не говорит — вы могли бы писать на любом европейском языке, но в сочетании с аппаратом "Зенит"... И потом...

Я замялся.

— Что же потом?

— Вы мне показались настолько знакомой, настолько своей, что мне очень захотелось, чтобы вы говорили по-русски.

— О, это обязывает! Но раз я вам показалась своей, то давайте дальше по-свойски, без чеховского занудства. Меня зовут Алина. Несите сюда свой кофе, будем общаться...

Алина действительно оказалась фотографом. Она приехала три года назад из Ленинграда и второй год училась в иерусалимской академии художеств "Бецалель". Снимала, как и я, студию — совершенно несуразную комнатенку в полувосточном, полубогемном квартале Нахлаот. Все стены были обклеены ее работами, среди которых преобладали голые мужские торсы. В комнате с Алиной жили омерзительная в своей наглости кошка Маруся и попугай, который хлопал себя крыльями по бокам и пел "Raspoutin, lover of the Russian queen!"