Операция «Икс два нуля» - [2]

— До свидания, Илюшка!

— Будь здоров, Американец… то есть Борька.

Илюшка Матафонов придумывает игру

Американцем меня зовут потому, что я иногда нечаянно употребляю иностранные слова, которые слышу дома. Мой отец доцент, кандидат наук, мама преподает английский язык в институте. Папа тоже знает английский, и когда им надо поговорить при мне так, чтобы я ничего не понял, они живо начинают болтать по-английски. Только и слышно: «Пудель-мудель! Вери велл!».

Сегодня утром они тоже немного поговорили на английском, так как я им рассказал о том, что у нас произошло вчера.

— Совсем скучный стал Илюшка, — сказал я. — У него даже кулак вялый… В общем, сложная ситуация! Илюшка не хочет играть по-старому, а нового ничего не придумал. Вот какая сложная ситуация!

Тут папа с мамой переглянулись и началось:

— Пудель-мудель… Вери велл!

— Пудель-мудель… Вери велл!

— Вот что, Бориска! — сказал потом папа по-русски. — Зря ты употребляешь иностранные слова… Ну, зачем говорить «ситуация», когда можно сказать «положение» или «обстановка»…

— Вот это русский язык! — насмешливо улыбнулась мама. — Вот это синонимы!

Папа сердито посмотрел на нее, постукал пальцами по столу и спросил:

— Так почему Илюшка не хочет играть по-старому?

— Потому, что ему надоело быть не самим собой. Он теперь хочет быть самим собой… Я, говорит, буду я, Илюшка Матафонов. Вот что он сказал…

Папа с мамой удивились, пожали плечами и посмотрели друг на друга. Глаза у них стали круглыми. Они оба носят очки от близорукости и когда чему-нибудь удивляются, то разом надевают очки и глаза у них расширяются. Особенно у мамы — они у нее и так большие, а когда в очках, то просто — громадные.

— Взрослеют наши дети, взрослеют! — весело сказал папа. — Иллюзорный мир фантазий и представлений уже не удовлетворяет их, так как живая реальность прекраснее любой фантазии.

— Гелий! — почему-то шепотом сказала мама. — Что ты такое говоришь, Гелий!

Папа посмотрел на маму, обиженно сморщился, а потом — как захохочет.

— Ох! — сказал папа. — Ох, что делается!.. Вот что, Бориска, ты меня не слушай, когда я употребляю иностранные слова… Это у меня от нехватки русских слов! А теперь я пошел работать.

Я вытер губы бумажной салфеткой, взял из вазочки несколько конфет и вышел на лестницу. На втором этаже я нажал пупочку звонка в квартиру Илюшки, но никто не ответил. Я съехал по перилам вниз и вышел на улицу. Погода была — лучше не надо! Ярко светило солнце, дул теплый ветер, и наши четырехэтажные дома стали красивые, как переводные картинки. Балконы в домах покрашены разной краской, и теперь они были яркие, как в цветном кино. И ребят было полно во дворе, но своих друзей я не увидел.

Я пошел за дровяники — там ребят не было, спустился в подвал нашего дома — нет, заглянул за гаражи — нет; тогда я решил, что они уже пошли на речку, и очень рассердился. «Ну, ладно!» — подумал я и тут вдруг увидел Илюшку, Генку и Валерку-Арифметика. Они стояли за углом дома и махали мне руками, как мельницы. Я подошел к ним и сказал:

— Здорово! Чего вы здесь притаились?

— Ждем, когда Генкин отец на работу уйдет! — шепнул Валерка-Арифметик. — Как он уйдет, так мы купаться пойдем.

— А! — сказал я и тоже притаился. У Генки Вдовина был такой строгий отец, что мы все четверо его побаивались.

— Идет! — наконец тихо сказал Генка Вдовин. — Притаились…

Генкин отец быстро прошел по двору, мы вылезли из-за угла и пошли себе на речку. До нее от наших домов — просто рукой подать, и минут через десять мы уже купались в холодноватой воде. Потом мы вылезли на берег, чтобы позагорать. Мы легли на животы и подставили солнцу спины.

— Загорать надо молча! — сказал я. — Когда разговариваешь, тратится много энергии.

— Сам молчи, Американец! — заворчал Генка Вдовин. — Вечно ты все знаешь!

Позади нас была речка Читинка — мелкая, воробей перебредет; впереди нас — большие дома, под нами — песок. По дороге мимо нас бежали автомобили, неподалеку гремел бульдозер, по тропинке шли пешеходы, и все это было просто смешно. Сами посудите — кругом город, народ, а мы лежим себе в одних трусиках и загораем. И течет себе Читинка, такая река, какие бывают только в деревне. «Здорово!» — думал я. Мне вообще нравится наше Забайкалье, хотя, кроме него, я мало еще где был. В нашем Забайкалье, например, больше солнечных дней, чем в Крыму, и папа говорит, что более здорового климата нет даже в Швейцарии. «Здорово, в хвост его и в гриву!»

Это я ругаюсь так — в хвост его и в гриву! У кого научился, сам не знаю, но, должно быть, у кого-то научился, так как не мог сам придумать такое веселое ругательство. Подростки — я подросток — всегда учатся у кого-нибудь, вольно или невольно перенимают слова и привычки взрослых. Так мои мама и папа говорят, а они все знают. Вот я и подумал о Забайкалье: «Здорово, в хвост его и в гриву!»

Когда солнце стало очень уж припекать спину, мы разом перевернулись и хотели продолжать загорать дальше, как Илюшка Матафонов сказал:

— Ну, робя, я все обдумал!

Он так это сказал, как наш учитель математики говорит: «Вот, милые, что сделал для науки Исаак Ньютон!»

— Ну, робя, я все обдумал! — повторил Илюшка. — Слушайте!