Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки - [51]

— Нет.

— И вы довольствовались этим?

— Да. А что нам было делать?

Омар тряхнул головой:

— Искать дальше. Кто был этот человек?

— Я не знаю, я забыл его имя, но на него можно положиться, он верен тадаману.

Их беседа продолжалась далеко за полночь. Они лежали на койках и разговаривали, прерываемые лишь шагами караульных, с регулярными промежутками приближавшихся к их двери. Каждую ночь караульные, одинаково стуча каблуками, проходили мимо. Можно было посчитать количество шагов — сорок семь в одну сторону от их камеры, двадцать шесть — в другую. Этот ритм прерывался — Аллаху ведомо, по какой причине, — лишь изредка. В бессонную ночь это становилось своего рода сенсацией, и Омар каждый раз напряженно вслушивался в тишину, гадая, что же произошло. При этом нет ничего менее интересного и предвещающего события, чем пустота тюремного коридора. Задержки шагов же, вероятно, были вызваны посторонней мыслью или внезапно зачесавшимся коленом.

Омар был склонен верить Нагибу и возможности освобождения, но чем больше времени проходило, тем безнадежнее ему казалось их положение. Омар слышал о скорости, с которой решаются дела перед трибуналом. На вызов свидетелей вполне может не хватить времени. Приговор же обычно исполнялся в тот же день. Нагибу легко было говорить — шпионаж не причинял его величеству никакого ощутимого вреда, тогда как взорванная железная дорога — страшное преступление, которому легко представить подтверждение. К тому же на ежедневных прогулках распространился слух, что война близится к концу, Германия, Россия, Австро-Венгрия и Османская империя практически повержены, британцы же стоят на пороге победы. В душе Омара рос страх, что тадаман откажется от планов по их освобождению, тогда как британцы предадут «справедливой» каре всех пленных.

Однажды ночью, когда надежда почти оставила его, Омар проснулся оттого, что монотонный ритм шагов прервался. Омар, вопреки ожиданию, услышал пару быстрых шагов, затем в гробовой тишине раздался глухой удар и звон ключей. Четкость, с которой можно было расслышать все происходившее, объяснялась полной темнотой в камере.

Вскоре в замке повернулся ключ, и на пороге появились две фигуры. На головах их были мешки с прорезями. «Нагиб, скорее, пойдем!»

Нагиб, полагавший, что Омар спит, спрыгнул с койки и стал торопливо шептать что-то пришедшим, но явно наткнулся на непонимание, так как оба в один голос крикнули: «Нет!» и попытались вытолкнуть Нагиба из камеры.

Тот же бросился к Омару, подтащил его к двери, сорвав халат с его плеча, на котором был знак кошки. На одно мгновение оба мужчины замерли. Поведение Нагиба оказалось неожиданным, они переглянулись сквозь прорези в капюшонах, затем один из них шепнул: «Во имя Аллаха, следуйте за нами!»

5 Осенний Лондон

«Лицемеры и лицемерки — одни от других: они внушают неодобряемое, и удерживают от признаваемого, и зажимают свои руки. Забыли они Аллаха, и забыл Аллах про них. Поистине, лицемеры, они — распутники!»

Коран, 9 сура (68)

От прочих построек подобного рода на набережной Виктории в лондонском Сити это массивное девятиэтажное здание с покоящимся на колоннах порталом, ко входу которого вела широкая лестница, более всего отличала неприметность людей, в него входивших; да и тех было немного. В отличие от министерств, страховых и пароходных компаний между Черинг Кроссом и Блэкферз Бриджем, к которым шоферы подвозили лордов и аккуратно одетых служащих, к зданию Интеллидженс-сервис подъезжали лишь черные кэбы. Большее же число посетителей выскальзывало из толпы на набережной и торопливо исчезало за одной из двух вращающихся дверей.

Меланхолический дух, не оставляющий Темзу даже в летние месяцы, в эту осень рано опустился на Площадь вдов. Чем настоящего британца не напутаешь, напротив, в это время высоких сапог и поднятых воротников в Вест-энде начинается театральный сезон — единственное время года, которое человек с положением проводит в Лондоне, не считая 3 июля, дня рождения короля Георга, конечно.

В тот год главной темой для разговоров стало событие, обогнавшее по важности все произошедшее за последние годы, ведь Великобритания, Боже спаси короля, вышла победительницей в войне, и в неутихающих беседах в клубах, на Пэл Мэл и в Бромптоне царила неутихающая гордость. Конечно, война потребовала многочисленных жертв, в основном, правда, за границей, в Лондоне погибло «всего» 670 человек во время воздушных атак Германии — конечно, много, но не такое количество, какое предсказывали еще во времена короля Эдуарда. А ведь президент Немецкого общества полетов предупреждал, что на самолетах графа Цеппелина можно совершить то, чего не удалось Наполеону, а с помощью тысячи воздушных кораблей можно мгновенно уничтожить сотню тысяч солдат. Теперь ходили слухи, что автор этих ужасных сказок скончался в сумасшедшем доме.

Таким образом, работы у Службы новостей правительства его величества не убавилось. Просто теперь она распространилась на другие области. Полковник Джеффри Доддс уже в течение семи лет возглавлял эту службу, что, судя по многосторонности этой работы, позволяло делать выводы о его необычайных талантах — если вообще можно говорить о таланте, когда речь идет о Службе новостей (название, служившее лишь эвфемистичным описанием шпионажа). Рассказывать о Доддсе подробнее значило бы выйти за всякие рамки, речь же пойдет лишь об основных чертах его характера.