Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки - [50]

— Боже мой! — Омара явно заинтересовала история. Он молчал, вновь про себя обдумывая рассказанное Нагибом, и в его душе росло восхищение этим пьяницей-националистом. Его изложение дела было весьма логичным и правдоподобным, даже если он и не понимал, как тайная организация связана с поисками гробницы Имхотепа. Противоречия здесь не было, но и смысла Омар не видел, так что он спросил:

— Я только одного не понимаю: ты-то какое к этому имеешь отношение? Я хочу сказать, как ты узнал все это?

— Справедливый вопрос, — засмеялся Нагиб, — хотя ответ напрашивается сам собой. Омар, если сведения профессора верны и тот, кто найдет могилу Имхотепа, получит власть над миром, то мы, египтяне, наследники Имхотепа, не имеем права никому другому дать возможность разгадать тайну. Это сокровище принадлежит нам, сыновьям Нила, а не англичанам, не немцам, не французам и не американцам; только нам, понимаешь?

— В этом ты прав, Нагиб. Но есть ли у нас соперники в поисках разгадки тайны?

— Никто точно не сможет сказать, сколько их. Уверен, что поисками занимаются англичане. Только так можно объяснить мой арест — как предлог убрать меня из Саккары. Кроме них я знаю еще о группе профессиональных расхитителей гробниц из Луксора, которые загадочным образом наткнулись на сведения о захоронении Имхотепа.

— Кто же это?

— Их имена — Мустафа Ага Айат и Ибрагим эль-Навави, первый — британский консул, второй — начальник полиции и помощник мудира в Луксоре.

— Они?

— Ты знаешь их?

— Я слишком хорошо знаю их. Ты уверен?

— Абсолютно. Они допустили ошибку, поддерживая меня. Они думали, что Нагиб эк-Касар — глупое, спившееся Ничто, которым можно вертеть, как угодно. Спившийся — может быть, но глуп Нагиб эк-Касар никогда не был, слава Аллаху. Благодаря этой шайке нам удалось добраться до одного из фрагментов сомнительного послания. Мат и эль-Навави приехали в Берлин, чтобы бесчестным путем завладеть камнем, узким черным обломком плиты с демотическими письменами. Я тогда жил в прусской столице, и за пару жалких монет они попросили меня перевести текст. Я перевёл правильно, ведь обман бы однажды раскрылся, а рисковать я не хотел. Но ни один из них не заметил, что я сделал себе копию перевода.

— Если я правильно понял, Нагиб, на сегодняшний день найдены три фрагмента документа, свидетельствующего о месте захоронения Имхотепа: один у Хартфилда, то есть пропавший, второй у Ага Айата и третий, хранившийся в Берлине, тоже у Айата. То есть британский консул владеет наиболее полной информацией.

— Логично, но неверно. Подумай, единственный мотив Мустафы — деньги; речь идет лишь о том, чтобы обнаружить несметные сокровища, из которых по закону ему причиталась бы половина. У тадамана же другие мотивы. Никто из нас не гонится за материальными благами. Если мы найдем гробницу, она будет принадлежать нашей стране, нашему народу. Мы готовы пожертвовать жизнью ради общего дела. Мустафа Ага Айат уже давно не обладает своим фрагментом. Мы храним его в тайнике.

— Но он знает содержание, вероятно, у него есть копия перевода.

— Без сомнения. Но отвечаю на твой вопрос: тадаман располагает не меньшими знаниями, чем британский консул.

— И о чем же идет речь в этих фрагментах?

— Понять можно немногое. Упоминаются священнослужители Мемфиса, гробница божественного Имхотепа и фараон Джосер; в остальном же — отдельные слова, из которых невозможно понять контекста. Говорится о песке, секретах человечества, о ночи и жидкости. Чем дольше пытаешься разгадать их смысл, тем больше запутываешься.

— Профессор Хартфилд имел доступ к этим фрагментам?

— Считаю, что это невозможно. Вероятно, Хартфилд нашел еще один фрагмент, наведший его на след Имхотепа.

— Но это значит, что тот, кто каким-либо образом завладеет фрагментом Хартфилда, будет иметь наибольшие шансы найти гробницу Имхотепа.

— Можно так сказать. Но вероятно и то, что фрагмент Хартфилда утерян.

— Я не могу в это поверить, — разгорячено воскликнул Омар. — Исчезновение Хартфилда не может быть случайностью. Оно должно быть связано с этим документом. Кому-то понадобилось устранить профессора, чтобы прибрать к рукам камень. Вероятно, он хранится где-то, как сокровище.

Нагиб долго раздумывал, затем произнес:

— Ты умен, Омар, ты достоин быть тадаманом.

— Я ни минуты не сомневаюсь, — продолжал Омар, — что Хартфилд пал жертвой людей, знавших о его секрете и желавших заполучить камень. Но тогда встает вопрос: кто бы это мог быть? Кто знал о поисках Хартфилда? — Омар смотрел на Нагиба.

Тот замахал руками:

— Я знаю, о чем ты подумал, но это бессмыслица. Тадаман не имеет отношения к исчезновению Хартфилда. Если бы за этим стояли наши люди, то фрагмент был бы у нас и мы бы продвинулись намного дальше.

Слова Нагиба звучали убедительно. То, чего Омар еще не мог объяснить, — это полное отсутствие следов Хартфилда. Омар вновь повторил:

— Итак, день исчезновения Хартфилда известен. Должны быть известны и люди, работавшие с ним.

— Конечно, они известны.

— Вы расспрашивали их?

— Да, один из наших людей.

— И что он узнал?

— Ничего.

— Ничего! Это невозможно. Должно быть что-то, какое-то указание, необычное поведение, след, оставленный профессором.