Операция без выстрела - [71]

Ниже излагается доклад моего расположенного в данное время в Бржезанах филиала отдела «Тернополь» о деятельности и позиции в настоящее время группы Бандеры и УПА в районе Бржезан, где УПА сконцентрирована особенно сильно и где она проявила себя — как показывает доклад — особенно лояльно по отношению к немецким, интересам, несмотря на свою численность и силу.

Я позволю себе заметить, что эта позиция УПА в конечном итоге объясняется известной моей связью с Герасимовским.

Части УПА, которые в Галиции вряд ли смогут противостоять войскам Советов, следует передислоцировать в район боевых действий, который предоставил бы относительно слабым подразделениям УПА обещающую успех возможность отразить дальнейшее продвижение советских войск. Таким благоприятным районом могли бы стать Карпаты.

Немецким оккупационным властям следует быть убежденными в том, что стягивание УПА в Карпатах направлено исключительно против Советов и ни в коем случае против немецких интересов.

Если кто-то будет опасаться, что на своих карпатских позициях УПА захотела бы помешать или предотвратить возможный отход немецких войск, то такое предположение абсолютно нереально.

Я ссылаюсь на то, каким высокомерным и смехотворным является намерение УПА задержать Советы в отрезанном положении, если даже немецкой армии не удалось этого сделать.

Эти намерения можно расценивать как смехотворные и высокомерные».

«IV Н—90/44 ГРС

Лемберг, 15 июля 1944 года

Секретные дела рейха

…3…V.44 года состоялась следующая встреча с Герасимовским, во время которой он мне заявил, что согласно моим указаниям он связался с отрядами УПА в Галиции и узнал, что УПА Галиции имеет в своих руках 20 живых советских парашютистов. Среди этих агентов есть несколько женщин, так называемых радисток, т. е. радиоагентов.

ОУН — бандеровская группа согласна передать мне этих 20 парашютистов-агентов… ОУН желает, чтобы за передачу 20 парашютистов полиция безопасности выполнила следующую просьбу:

…Герасимовский подчеркнул, что ни парашютисты, ни УПА не должны знать, что агенты переданы полиции безопасности. Поэтому он предложил следующее: УПА получит указания перевести находящихся у них арестованных агентов в другое место. Путь следования будет мне известен, я буду находиться в засаде с надежными силами полиции безопасности и смогу остановить членов УПА, которым поручен перевод арестованных, и забрать агентов-парашютистов. Во избежание напрасного кровопролития ОУН — бандеровская группа даст указание, чтобы конвоиры были совсем без оружия или незначительно вооружены.

Лично Герасимовский будет находиться вблизи, чтобы в данном случае, при возникших недоразумениях, уладить этот вопрос».

Ильчишин просмотрел еще несколько документов и вернул их Соколюку.

— Что вы на это скажете, Ильчишин?

— Я, разумеется, не мог видеть этих документов, но со слов Бандеры, Лебедя и самого Гриньоха знал о переговорах с гестапо и абвером. Знал, что по заданию абвера мы оставили много диверсионных и террористических групп в тылу Красной Армии. То есть, как член руководства ОУН, знал обо всем…

— Я наблюдал, как вы читали эти трофейные документы, и мне показалось, что вас кое-что поразило. Так?

— Да, — признался Ильчишин. — Первым делом я подумал, что абверовцы так драпали, что вынуждены были оставить важнейшие документы. Но это не все. Обидно, что они, абверовцы, не нашли других слов для нас, как бандиты. Бандиты — и все тут… Разве нельзя было найти другого слова для тех, кто в действительности были их сообщниками?

— А вы, Ильчишин, до сего дня не знали, что и гестапо, и абвер вас, националистов, именовали только бандитами? — спросил Соколюк.

— Не знал. Хотя Гриньох мне рассказывал, что по поручению руководства он просил оружие для УПА, а гестаповский генерал Димг его высмеял и даже сказал: «Вы любезный, в другом месте можете говорить про УПА, а не здесь. То, что вы называете УПА, мы, немцы, считаем бандой. Но не это самое страшное. Смотрите, чтобы народ не подумал о вас так, как мы, немцы». Я тогда не поверил Гриньоху, а теперь убедился, что он говорил правду.

Соколюк поднялся и дал понять, что допрос окончен, но Тарасюк заметил, что Ильчишин что-то хотел сказать еще.

— Вы хотите добавить?

Ильчишин тяжело вздохнул и равнодушно махнул рукой.

— Хотел бы, да не знаю, стоит ли.

— Смотря что. Говорите.

— Выходит, что только оуновцы вели борьбу против Советской власти и больше никто?

— А если точней? — спросил Соколюк.

— Чего уж точней? А мельниковцы, или бульбовцы, или так называемый Украинский вспомогательный комитет во главе с Кубийовичем? Или гетманцы? Все из кожи лезли, а теперь только бандеровцы — и террористы, и диверсанты, и душегубы, а про тех ни словечка. Что они, не заслужили, чтобы их вспомнить?

— Заслужили, — спокойно ответил Соколюк, — но в данном случае речь идет о вас, Ильчишин, о вас как оуновце, как бандеровце.

— Прошу занести в протокол: как бывшем бандеровце.

— Хорошо, занесем: как бывшего бандеровца, но как кадрового оуновца, кадрового агента абвера, кадрового агента американской разведки. Так?

— Так, — подтвердил Ильчишин.

— Наш народ знает своих врагов, Ильчишин, и если в данном случае все сводится к бандеровцам, к оуновцам, к агентам-диверсантам, то только потому, что следствие ведется по конкретному делу. И только! Может быть, вы еще что-то хотите добавить?