Операция без выстрела - [57]
— А Песня с его боевиками?
— Песне передадите указание провода оставаться на месте и искать связь на Сокальщине, где он в свое время действовал.
— Простите, — перебил Мамчур, — как же заставить Песню остаться? Он же рвется на базу вместе с Ильчишиным. Удержать его на старом месте просто невозможно.
— Погодите, Микола. Сейчас все поймете. Приказ для Песни приготовим мы. Будьте уверены: он сделает то, что нам нужно.
— Вы в этом сомневаетесь? — спросил Кротенко.
Мамчур ничего не ответил, наверное, мысленно оценивал слова полковника.
— Так что, Микола? — добавил после короткой паузы Виктор Владимирович.
— Вариант не из худших, — улыбнулся Мамчур. — Остается договориться с вами о встрече в дороге.
— И не только об этом, — подхватил Кротенко. — Надо разработать план операции.
— Конечно, — сказал Тарасюк. — Но не тут же, у колодца, решать такие вопросы. Давайте, Петро Федорович, повезем хлопца к Костю Семеновичу. Не возражаете? Вот и хорошо. Микола, подготовьте своего напарника к встрече с нами. Сделайте это деликатно, чтобы не испугать его. Согласитесь на его предложение покончить с бандой и предложите кое-что от себя. Ну, хотя бы знакомство с надежными людьми. Ведь вдвоем вам все равно с семерыми не управиться.
Где-то там, в долинах, напоенных еловым дымом, остались гуцульские жилища. Группа поднималась в горы. Густой туман скрывал все: вечернее небо, леса, вершины. Только разбитая дорога еле виднелась под ногами путников, а потом пропала и она.
Вышли на кремнистую стежку. Впереди шагал Мамчур, за ним, протягивая в тумане руки, плелся Ильчишин. Он сопел, спотыкался и мечтал о передышке. Метрах в пяти-шести сзади из последних сил тащился Орех. Цепочку замыкал Бегунец.
Час назад Ильчишин связался по рации с разведцентром. Он сообщил заграничному представительству, что находится в пути к краевому проводу «Карпаты», передал информацию о местах, пригодных для высадки десанта. Теперь группа, опасаясь погони, отходила как можно дальше в горы.
— Неужели и тут, в глубине Карпат, нашу станцию могут запеленговать чекисты? — удивлялся Ильчишин.
— К сожалению, могут, — ответил Микола. — Они все могут, друже проводник.
Почти полночи они шли без отдыха.
— Ей-богу, лучше лежать в бункере на гнилой соломе, чем тут мыкаться, — ныл Орех.
— Я тоже не могу больше, ноги болят, — пожаловался эмиссар. — Далеко еще, Микола?
— Колыба[24] вроде и рядом, а если идти, далековато выходит. Сначала доберемся до лощины. Это километров пять с гаком. Спустимся тропинкой вниз. Потом снова в гору, но уже лесом. А за буреломом вскоре будет и колыба.
Дорога становилась все трудней. Группа насилу преодолела безлесную гору, потом другую — крутую, поросшую ровными, как свечки, смереками-пихтами.
— Ну-ка, друзья, — подгонял Мамчур спутников. — Скоро уж будет светать.
Из последних сил Ильчишин лез вверх, кряхтел, проклинал Карпатские хребты, которые, казалось, поднимались к самому небу. Ореху свело ногу, и он принялся растирать ее обеими руками.
— Ты видишь, что сталось со мной? — укорял он Бегунца. — Помоги немного, возьми хоть рацию.
Хлопец помог радисту добраться до травянистого лужка, где начинались заросли пихты. Неудержимая волна острого хвойного запаха мешалась с легчайшим запахом какого-то зелья. Путешественники упали в траву.
— Ты хочешь замордовать нас, — ныл Ильчишин, исподлобья поглядывая на Миколу. — Видишь, я как разбитый горшок.
Уже светало, когда группа дошла до бурелома.
— Слышите? Где-то запел петух, — насторожился Ильчишин. — Может, недалеко село?
Мамчур засмеялся:
— Село может попасться через двадцать пять — тридцать километров.
— Откуда же взяться тогда петуху? Почудилось, что ли?
— Это там, на полонине. — И Микола махнул за гнилые стволы голых пихт без коры и хвои, которые казались скелетами на лесном кладбище. — Ждите здесь, я сейчас…
Минут через десять Мамчур вернулся.
— Все спокойно. Пошли в колыбу.
Вдоль стен из нетесаных бревен, прокуренных дымом костра, тянулись широкие лавки, похожие на нары. Пахло травами, ельником. Люди повалились, как подкошенные, на душистое сено и с любопытством осматривали колыбу. Мамчур подтащил к дверям несколько сухих поленьев, которые были приготовлены для растопки, и, став на них, потянулся к полкам. Харчей там не оказалось. Пришлось развязывать торбу. Вынул кусок хлеба, немного сала, луковицу и два комка брынзы.
— И все? — удивился Ильчишин.
— Хоть на один зуб попадет, а завтра связной принесет и хлеба, и к хлебу. Главное, тут как у Христа за пазухой. Только надо выставить часового.
— Пускай первым идет Бегунец, — предложил эмиссар. — Орех вон еле дышит. Бери, друже, свои пожитки и давай на вахту. Микола, покажи хлопцу, где лучше стать, а мы тут подремлем.
Оставив Бегунца возле входа, Мамчур отправился к обрыву, где был тайник для переписки. Там он нашел записку от Кротенко:
«Ждем на месте. Завтра пришлем «связного». Чем больше проголодаются, тем охотнее пойдут ужинать. От плана не отступайте. Шпионов будем брать отдельно. Эмиссаром займемся мы с вами, радиста свяжет Бегунец вместе с крестьянами. Желаю успеха».
Когда Микола вернулся, Ильчишин еще не спал.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.