Операция без выстрела - [50]
С хутора тем временем вернулся Бегунец. Он развернул узелок с харчами и стал выкладывать разную снедь. Ильчишин снова налил стаканы и приказал парню позвать Песню.
Хотя самогон туманил голову, эмиссар продолжал разговор с Мамчуром осторожно, пытаясь изобразить связи националистов с новыми заграничными хозяевами в выгодном для себя свете.
Рассказывал про встречи Лебедя и Гриньоха в Ватикане с сотрудником американской политической разведки Новаком, про благословение американской разведкой зарубежного представительства УГВР на ведение подрывной деятельности против Советского Союза, про встречи в Париже связного зарубежного представительства Мирослава Прокопа с сенатором США Вандербильдом и Зенона Пеланского во Франкфурте-на-Майне с американской оккупационной военной администрацией.
— Не думай, что все шло гладко, как мы надеялись, — вздохнул Ильчишин. — Бандера и Мельник прославились своим сотрудничеством с немцами, поэтому какое-то время ОУН принимали за пристройку к гестапо. Еще больше осложнилось положение, когда на Нюрнбергском процессе советские обвинители заставили провозгласить Бандеру и многих других националистов военными преступниками. Слава богу, американцы и англичане не поддержали предложения Советов! Иностранные разведки сразу же сориентировались, видно, поняли, что без нас они не обойдутся. Мы сами помогли им разобраться, что к чему. Как-то при встрече Лебедь рассказал мне о своей беседе с американским разведчиком Блейком. Он дал понять ему, что националисты, в отличие от немцев-абверовцев, имеют реальные возможности влиять на ход событий на Украине. Американцев это заинтересовало, и мы получили некоторые суммы, чтобы материально обеспечить кадровых националистов. Говорю это для того, чтобы ты понял: за нами — сила, и мог правильно оценить деятельность организации за рубежом. Как полномочный представитель УГВР я имею ответственное задание. Именно ты поможешь мне его выполнить, а зарубежное представительство в долгу не останется.
Ильчишин поднялся, уставился на Мамчура.
— Так как, Микола, может, ударим по рукам?
Он хотел что-то добавить, но пошатнулся и снова сел на место. В ярко освещенном проеме лаза появился Песня.
— Что-то затянулись рождественские колядки, — недовольно буркнул он. — Вы так горланите, что кругом слышно.
Подойдя к опьяневшему эмиссару, Песня весело рассмеялся:
— Э, друже, видно, плохо тебя учили в Мюнхене шнапс пить. Или, может, немецкий шнапс не такой крепкий, как украинская паленка?
Ильчишин рывком поднял голову и колюче зыркнул на Песню. Но начинать новую ссору не было сил.
— Уложите его спать, — приказал проводник Миколе и Бегунцу.
Очутившись на нарах, эмиссар сразу же захрапел. Проснулся только к вечеру. Болела голова, тошнило. Песня предложил опохмелиться, но Ильчишин скривился:
— Не могу, чтоб ему пусто было. Опохмеляйтесь без меня.
Эмиссар вызвал Ореха, вынул из-под нар чемоданчик, снял крышку.
— Ну, говори, телепень, почему молчит рация?
Радист пожал плечами и принялся колдовать над тонким плетением проводов. Потом забился в угол и долго крутил ручку динамо.
Рация молчала.
В Кутах Виктор Владимирович Тарасюк бывал не раз, большей частью весной или летом. В субботу или в воскресенье ходил слушать коломийки. Казалось, так, как здесь, не поют и не танцуют нигде в мире. Непременно спускался к беспокойному Черемошу. По ту сторону реки виднелась Вижница. Там уже Буковина. Когда-то тут пролегала граница, делила украинскую землю между польскими панами и румынскими боярами…
Тарасюк перевел взгляд на окно, что смотрело на скованный льдом Черемош. Зима брала свое. Расходилась метелица, пеленала ели снегом, налегала на домик, в котором, несмотря на стужу, было тепло и уютно.
Полковник не заметил, как спустился вечер. В Карпатах вообще вечер не приходит, а словно падает с гор. Зажег лампу и снова сел напротив собеседника. Тот внимательно глянул чекисту в глаза, словно хотел понять, верят ли ему.
— Конечно, есть и наша вина в том, что сыны пошли в банду, — потупил голову старый Мамчур. — Сосед не пустил своего парня. И что из того? Убили и Мирослава, и старика с бабами. Моя говорит: «Всем помирать, но тем, которые не убивали, им небось легче». Не знаю, может, мои тоже убивали. Хватало горя на свете. Один националист зарубил отца и мать, потому что те вступили в колхоз. Страх, что делалось! Скажу вам: людям надоело бояться. Кое-кто подумывал: уж либо туда, либо сюда… Слава богу, теперь у нас тихо.
Тарасюк поднялся со скамеечки, подошел к окну.
— Наконец-то дождались снега. Гляньте-ка, Богдан Иванович, какая красота!
— Свет мне стал не мил, ничего не слышу, ничего не вижу…
Виктор Владимирович вздохнул, снова сел к столу.
— Ну, а если бы, скажем, Микола вернулся живой?
— Человече добрый, никто не поверит, что мертвый может воскреснуть. Правда, какое-то время мне казалось… Словом, когда пришел из лесу бандит и сообщил, что сын погиб, я без отчаяния принял эту страшную весть. Так и должно, к этому шло. Только когда сказал он, что скоро мы получим похоронку и надо всячески распространять слухи, будто Микола погиб под Берлином, я сердцем почуял: живой он! А бандит все твердил: «Как получите официальное уведомление о смерти сына, справьте в церкви панихиду за упокой души и поставьте на кладбище крест». Гафия горько плакала, а меня хоть бы слеза прошибла. Даже сказал жене: «Он живой». Но знаете, мать есть мать.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.