Операция «Андраши» - [67]

Говорят, люди перед смертью потеют от страха. А он от страха весь высох. Да это и не страх вовсе.

Одного зовут Адольф. Второй кричит «Адольф! Адольф!» и еще много чего-то. Топота больше не слышно. Значит, они сели тут — Адольф и его приятель. Спокойно так, со вкусом, чтобы ноги отошли. Том медленно выдохнул, прислушиваясь к шелесту воздуха на губах. Ну, пока… о господи!

Из мрака на него обрушился кулак, чудовищный вопль ударил в барабанные перепонки. Он успел подумать: вот оно, вот оно. А потом — ничего. Только отголоски крика, и рядом с ним Бора вдруг наклоняется, нагибается, и булькающие настойчивые крики Марко замирают.

Он напряг слух и в ревущей тишине услышал доносящийся сверху смех.

Он обхватил плечи Корнуэлла, который сидел с другой его стороны, и застыл, все крепче прижимая Корнуэлла к своему боку. Ему хотелось сказать: простите себя. Ради бога, простите. Сейчас, пока еще не поздно.

А булькающий звук не стихал — рядом с ним, рядом с ним, за телом Боры, а Бора покряхтывал, Бора нажимал, Бора был как гранитный валун.

Его словно парализовало. А наверху они все еще были здесь. Они все еще разговаривали. Но они встали на ноги и притопывали, притопывали над пустотой в земле.

Время шло.

Тут было так тесно для Боры, для его сдавленной силы.

Он ждал.

И вот со всех сторон снаружи снова загремели выстрелы, люди окликали друг друга, люди бежали. Но уже не над их головами. И он понял, что все позади. Облава двинулась дальше. Облава прошла прямо над ними и двинулась дальше.

Он выпустил плечо Корнуэлла. И посмотрел на Бору. В сером свете, просачивавшемся сквозь завесу ежевики, он увидел, как руки Боры отдернулись, сжались, а потом растопырились на коленях. И тут он понял.

Он хотел что-то сказать. Надо было что-то сказать. И немного погодя он прошептал:

— Бора, он сказал бы — правильно. И услышал ясный голос Боры:

— Нет. Со мной кончено.

Он перегнулся через Бору, оперся на его колени, на его руки, положил ладонь на заострившееся, свинцовое лицо Марко и почувствовал под пальцами теплую кожу, согретую кровью, которая еще не успела остыть. Он обвил рукой голову Марко, точно это была его собственная драгоценная голова, баюкая ее мертвую силу, ощущая ее мертвую влажность. Протянув пальцы, он позволил себе коснуться темных век Марко и закрыл выпученные глаза.

Это так и останется навеки непонятым. А может быть, так и надо. Может быть, люди не могут думать иначе. Но он, во всяком случае, понял. Цели и средства неразделимы. То, что ты делаешь и чего ты не делаешь, зависит… зависит… но мысль терялась, ускользала от него.

Перед ними теперь словно раскинулся океан пустого времени.

Он очень долго сидел рядом с Борой, испытывая тошнотный стыд и тошнотную радость.

Снаружи на стебле ежевики запела птичка. Он вслушивался в прерывистую трель.

Глава 14

Через несколько часов они поняли, что враг вернулся в Илок другой дорогой, и вылезли из землянок.

Том умылся в ручье — холодная вода крутилась воронками у его щиколоток. Он выпрямился и посмотрел туда, куда смотрел Корнуэлл, — на долину, уходящую к Логу и Илоку. За последним неясным мазком леса в небе на западе, в голубой дымке громоздились великолепные закатные облака, перламутровые, розовые, палевые, окаймленные зыбким багрянцем там, где они соприкасались с далеким безмолвным горизонтом.

Казалось, им действительно лучше всего уйти сейчас же. Никто не стал оспаривать решения Боры.

Они отправились в путь около пяти, неся тело Марко на том же одеяле, на котором несли его, пока он был жив. Бора держал шесты спереди, Том — сзади, а Митя шел рядом с его винтовкой. Корнуэлл вел за ними остальных четверых.

Вскоре они вошли в кольцо каштанов, обрамлявших темную заводь лужайки, и вдруг Бора, вскрикнув, остановился. Они положили тело Марко на землю, и Бора вышел на поляну. Том пошел за ним к бесформенной куче на тропе и понял, почему облава так внезапно покинула обрыв над землянками. Бора нагнулся над кучей, взялся обеими руками и перевернул ее. Лицо Чики Перы было все в кровавых потеках. На месте глаз чернели выскобленные углубления.

Когда остальные подошли к ним, Бора медленно повернулся — великан с тяжело сгорбленными плечами — и скинул винтовку с плеча. Он объявил громко:

— Они его сначала пытали. Мы так не делаем. Том отлетел в сторону, и Бора ринулся на пленных.

Приклад его винтовки описал широкую дугу, но Митя вцепился в ремень сзади. Выругавшись, Бора дернул винтовку, не сумел ее вырвать и разжал руки.

— Ну так сами их прикончите! — крикнул он. — И меня заодно.

Он опустился на колени у трупа Чики Перы, растирая окостеневшие руки, всхлипывая, бормоча что-то, стуча себя по голове чугунным кулаком.

Первым сделал движение Корнуэлл. Том понял, что он говорит с Митей о пленных. И услышал, как Митя сказал:

— Спасибо Чике Пере. Он спас нас всех. Потом он услышал, как Митя сухо добавил:

— Вы действительно думаете вести их с нами дальше?

Но Корнуэлл только отошел к Боре и попробовал его поднять. На этот раз за шесты взялись оба пленных. Они пошли дальше.

Тело Чики Перы они положили под высоким деревом и медленно двинулись на юг. Они поднялись на еще один гребень Плавы Горы и вошли в лес, серый от дождя. Когда деревья расступились, они увидели совсем низко свинцово-серые тучи. Размокшая земля предательски липла к их ногам, словно стараясь удержать их. Они вскарабкались на каменный выступ, где терновник взметывал фонтанчики первых цветов. Митя, шедший впереди, повернулся и сказал, что им надо похоронить Марко. Они укроют его камнями. Никто не выразил согласия, никто не стал возражать. Когда Митя принялся перекатывать камни, они один за другим начали ему помогать — все, кроме пленных и Корнуэлла, который их охранял. Даже девушка носила камни. Вскоре они сложили узкую гробницу из небольших валунов и осколков известняка. Они опустили в нее тело Марко, завернутое в одеяло, на котором они его несли, и нагромоздили камни на мягкий бугор под грязной байкой.