Опасный замок (сборник) - [79]

– Знаю, что третий параграф статуса 1600 года изгоняет из королевства папистских священников и определяет смертную казнь тому, кто дает им убежище. Я полагаю, что и английские законы не менее строги в этом отношении; но мне неизвестно, что вы принадлежите к этому числу, и полагаю, что благоразумие заставляет вас хранить ваши тайны.

– Довольно, сударь, я полагаю, мне можно не опасаться никаких последствий от того, что вы меня видели в этом доме?

– Конечно, нет. Будучи обязан жизнью здешним хозяйкам, я считал бы низостью пытаться понять, что у них происходит. Повстречайся я здесь с самим Претендентом, ему нечего было бы бояться моей нескромности.

– Претендент! – проговорил отец Бонавентура с некоторой горечью. Но тон его смягчился и он прибавил: – Правда, человек, о котором вы упомянули, претендует на нечто, и многие люди полагают, что претензии его небезосновательны. Но прежде чем углубиться в политику, позвольте мне выразить удивление, что человек вашего образа мыслей находится в дружеских отношениях с мистером Максвелом и лэрдом Редгонтлетом и служит посредником для их корреспонденции.

– Извините, сударь, я не стремлюсь к чести быть их поверенным и посредником. Мой интерес к ним ограничивается единственным делом, которое касается безопасности, а может быть, и жизни, лучшего моего друга.

– Не сочтете ли вы неудобным доверить мне причину вашего путешествия? Мои советы могут быть вам полезны, ибо я имею достаточного влияния на того и на другого.

Аллан мигом сообразил, что подобная личность может оказать ему содействие, и под условием тайны рассказал вкратце о Дарси Летимере, о неизвестности его рождения, о его внезапном исчезновении и наконец о своей решимости отыскать и освободить друга, хотя бы и с опасностью для жизни.

Незнакомец задал два или три вопроса и прошелся по комнате.

– Можете ли вы показать мне письмо мистера Максвела? – сказал он. – Я хотел бы внимательно рассмотреть его.

Аллан, не видя в этом ничего неприличного, подал письмо. Отец Бонавентура осмотрел его со всех сторон, как это делали Тромболь и Нанти Эворт, и спросил у Файрфорда, заметил ли он несколько слов, написанных карандашом на конверте. Аллан отвечал отрицательно и с удивлением прочел: «Саvе ne literas Bellerophontis adferres[12]», что поставило его в тупик.

– Садитесь, молодой человек, – сказал отец Бонавентура повелительно, хотя и мягким тоном, – вам не угрожает никакая опасность, мое звание служит вам порукой. Кто, по-вашему, приписал эти слова?

Аллан мог бы ответить, что это мог быть Нанти Эворт, который действительно брал в руки письмо во время морской болезни Файрфорда; но не зная, какой оборот могло принять это обстоятельство для капитана, оказавшего ему помощь, ограничился ответом, что не знает почерка.

Отец Бонавентура помолчал с минуту, осматривая письмо с еще большим вниманием, чем прежде, потом подошел к окну, и, к величайшему изумлению Аллана, распечатав письмо, начал читать его содержание.

– Остановитесь, сударь, остановитесь! – воскликнул Файрфорд. – По какому праву вы осмеливаетесь…

– Тише, молодой человек, – отвечал Бонавентура, приглашая жестом садиться, – будьте уверены, что я не поступил бы подобным образом, не имея оснований. Ничто не может произойти между мистером Максвелом и лэрдом Редгонтлетом, чего я не имел бы права знать.

– Очень может быть! – воскликнул гневно Аллан, – но хотя вы и духовник господ, однако не мой, а сломав печать письма, вверенного мне, вы причинили…

– Я не причинил вам никакого вреда, уверяю вас, а, напротив, может быть, оказал величайшую услугу.

– Я не желаю подобных услуг. Возвратите мне письмо сию минуту, или…

– Если вам дорога ваша безопасность, то удержитесь от всякого оскорбительного выражения или угрожающего жеста. Я не такой человек, которого можно оскорбить или которому можно грозить безнаказанно. Недалеко есть люди, готовые явиться по моему призыву.

И отец Бонавентура снова принял прежний спокойный вид.

Файрфорд спросил, что подумает о нем лэрд Редгонтлет, если он представит ему распечатанное письмо.

– Я это улажу: я сам в письме Максвела припишу Редгонтлету, что это я его вскрыл, если вы, конечно, захотите доставить его, прочтя содержание.

И он подал Файрфорду письмо. Последний колебался.

– Прочтите, прочтите! Для вас очень важно все это знать.

Письмо было следующее:

«Уважаемый Опасный Грубиян!

Неужели вы никогда не перестанете оправдывать свое прозвище? Вы, кажется, достигли своей цели: что же последует из этого? Против вас будут кричать со всех сторон. Податель этого письма – молодой адвокат, малый недюжинный. Он подал на вас жалобу и, к счастью, попал на судью, благосклонного к вам. Но надобно откровенно признаться, что нам с кузиной стоило большого труда умолить Гросби не поднимать дело. Он начинает подозревать, упорствовать, и я боюсь исхода. Не знаю, что вам посоветовать. Податель этого письма – человек отважный и преданный своему другу; я дал ему честное слово, что с ним не случится ничего опасного. Обратите внимание на выражение «честное слово» и помните, что я могу быть так же грубияном и опасным, как и кто-либо другой. Я, однако, не давал ему никакой гарантии против кратковременного ареста, и поскольку этот малый деятельный и подвижный, то я не вижу другого средства, кроме как попридержать его в надежном месте, пока не окончится дело доброго отца Б., и дай бог, чтобы оно было уже окончено.