Опасный замок (сборник) - [34]

Сэр Аймер вскоре выехал в Хазелсайд, где отдал нужные приказания находившимся там стрелкам и солдатам. Несколько раз он делал замечания Тому Диксону за его неуместное любопытство узнать о происшествиях той ночи…

– Молчать! – закричал он ему наконец, – предоставь каждому заботиться о своем и будь уверен, что придет время, когда и ты будешь вынужден думать только о собственных делах.

– Меня подозревают в чем-то, – отвечал Диксон, грубее обыкновенного, – мне кажется, что по крайней мере надобно бы сказать, в чем меня обвиняют. Нет надобности напоминать, что законы рыцарства запрещают нападать на безоружного.

– Когда ты станешь рыцарем, – отвечал сэр Аймер, – тогда будет еще время обсудить правила, касающиеся тебя. А в ожидании ты лучше объясни мне, какое ты принимал участие в появлении призрака, который оглашал воздух мятежным кличем Дугласа в городке его имени?

– Я не знаю, о чем вы говорите, – отвечал Диксон.

– В таком случае не вмешивайся в чужие дела, даже если бы твоя совесть была чиста.

И рыцарь отъехал.

«Не понимаю, как это делается, – думал он, – но едва одна туча рассеялась в моем уме, как на смену ей готовится другая. Я теперь совершенно уверен, что этот Августин не кто иной, как тайный предмет обожания Уолтона, который причинил нам столько беспокойства и поселил между мной и губернатором раздоры. Клянусь честью, эта благородная дама очень великодушна, когда столь искренне простила меня, и если она не окажет такого же снисхождения к сэру Джону Уолтону… тогда… Ну, что же тогда?.. Разве я имею право надеяться, что она уступит мне в своем сердце место, которого лишила Уолтона? Нет, да если бы она сделала это, то разве благородно с моей стороны было бы воспользоваться неуспехом товарища по оружию? Безумно даже думать о подобной несбыточной мечте. Что касается до другого дела, то оно заслуживает обсуждения. Этот могильщик так долго жил в обществе мертвых, что, кажется, непригоден больше для общества живых. А этот Диксон ни разу не принимал участия против англичан в нескончаемых войнах. Впрочем, предоставлю это на волю губернатора».

Сэр Аймер ехал очень быстро и вскоре прибыл в замок Дуглас, немедленно попросив свидания у сэра Джона Уолтона. Его тотчас же пригласили к губернатору, который сидел за завтраком. Сэр Уолтон удивился, увидев на лице своего помощника дружеское выражение.

– Вероятно, какое-нибудь необыкновенное известие, – сказал серьезно сэр Джон, – доставило мне сегодня честь принимать у себя сэра Аймера де Валенса.

– Известие это представляется чрезвычайно важным для ваших интересов, – отвечал сэр Аймер, – и я заслуживал бы вашего упрека, если бы хоть одну минуту промедлил.

– С удовольствием выслушаю вас, – сказал сэр Джон.

– А я, – молвил рыцарь, – горжусь честью открыть тайну, ускользнувшую от проницательности сэра Джона Уолтона. В то же время мне не хотелось бы, чтобы вы считали меня способным забавляться над всем, что произошло бы, несомненно, если бы по недоразумению я ложно объяснил это дело. Итак, вот что мы сделаем, с вашего позволения. Мы пойдем вместе в темницу к менестрелю Бертраму. У меня есть письмо особы, которая вверена была попечениям аббата Джерома. Письмо это, начертанное нежной рукой женщины, уполномочивает менестреля назвать настоящие причины, приведшие их в замок Дуглас.

– Пусть будет по-вашему, – отвечал сэр Джон Уолтон, – хотя я не вижу, зачем нам придавать такую важность тайне, которая может быть объяснена в нескольких словах.

И оба рыцаря отправились в тюрьму менестреля.

Глава XIII

В замке имелась мрачная темница, каких было много в ту эпоху; в те времена наполненные жертвами, лишенными всякой надежды на освобождение, – их оставил бы пустовать любой изобретательный вор нашего времени, едва удостоив их своим присутствием хоть несколько часов. Цепи, удерживавшие арестанта, были скованы так слабо, что не могли не уступить какой-нибудь кислоте или простому удару камнем. Самые затворы, крепкие по наружности, были сделаны так грубо, что стоило немного труда испортить их. Свет в подземную тюрьму проникал только в полдень через узкое отверстие. Презумпция невиновности, в силу которой арестант должен считаться невиновным до произнесения приговора, был чужд той эпохе грубой славы: ему давали только лампу, если он вел себя смирно и не подавал тюремщику подозрения в желании убежать. В такие условия был помещен и Бертрам, кротость которого и терпение заслужили ему снисходительность его сторожа. Ему позволили взять с собой старинную книгу, служившую ему развлечением, дали материалы для письма и не стесняли никакими строгостями. Он поднял голову, когда вошли рыцари, и губернатор сказал сэру Аймеру:

– Так как, по-видимому, вам известна тайна этого арестанта, то вы и должны открыть ее способом, каким заблагорассудится. Если этот человек или сын его имеют основания жаловаться на напрасное насилие, обязанность моя будет вознаградить их, в чем я не предвижу затруднений.

Бертрам пристально взглянул на губернатора, но не увидел по его лицу, что тот знает в чем дело: бросив же взгляд на сэра Аймера, он тотчас заметил особенное выражение, и они оба переглянулись.