Опасный груз - [3]

2001

ОПАСНЫЙ ГРУЗ

Нет, нам не платят «гробовые»,

Хоть в трюмах и опасный груз.

«Ревущие сороковые[2]...»

Пуэрто-Мадрин... Санта-Крус.

Так и плывем, удел нехитрый,

Шторма привычно мачты гнут.

Конфуз, коль тыщи тонн селитры

Набухнут влагой и рванут!

Ни "SOS" подать – в простор куда-то...

Ни слышать больше никогда,

Как в полный штиль журчит в шпигатах,

Стекая с палубы, вода...

Конечно, жаль, –

Судьба-индейка! –

Упасть ни в травы-ковыли,–

Не ближний свет,–

В проливе Дрейка,

На рифы Огненной Земли...

2001

В ХОЛОДНОЙ ИЗБЕ

Жар в печи обещает прогресс,

Образ мира черты обретает.

Солнце вышло в разводья небес

И арктической льдиной блистает.

Дров подкинешь, гудит дымоход,

В талых окнах – простор для обзора.

И белеет наш сад-огород,

За межой, как отрез коленкора.

Хорошо от плиты прикурить,

Сразу вспомнишь уют полубака:

Налицо философская нить

От избы – и до звезд Зодиака.

Одичав на родной стороне,

Не держу к ней претензий и злобы.

Рад вещунье-сороке в окне

И тугому форштевню сугроба.

Рад сноровке пичужек синиц,

К людям только душа охладела, –

Столь их нынче, физических лиц,

Все спешат по ненужному делу.

2001

ФОРУМ

Под занавес нас приняли в Кремле

Под музыку Вивальди, может, Шнитке.

Но больше мне понравилось суфле

И устрицы, и легкие напитки.

Отметил суетящихся особ, –

Орду у нас кормившихся клиентов:

Америк и нордических Европ,

И желтых рас, и черных континентов.

Кубинцев – «Вива, Куба!» – обнимал,

Братались мы: агрессор нам не страшен!

И Пельше из заначки вынимал

«Столичную» – родименькую, нашу.

Засняли для кино и для газет,

Из рук высоких выдали награду.

Генсек был на больничном, но фуршет

Дал от себя по высшему разряду.

Опять внесли и закусь и вина.

Приветила страна и угостила.

Была уже беременна она

Антихристом Кровавым Михаилом...

2001

БРИГАДИР

Портрет вождя. И «ходики» в ходу,

И счёты – в толчее бумаг и пыли, –

Костяшки их, как грешники в аду,

Метались и угла не находили.

Подбил итоги – цифры и нули:

Приход-расход. И так сказал: «Ребята,

Вы хорошо колхозу подмогли,

А может быть, всему пролетарьяту!»

Запомнилось, как грохал по столу,

Давал приказ напористо и круто,

Как нас подвел к бригадному котлу:

«Ты покорми работников, Анюта!»

Подали кашу, в меру посоля,

Желтел компот, белела горка хлеба.

Сквозь полевой навес из горбыля,

Как горний свет, просеивалось небо.

Куда он канул? Азимут ветров

Увел ли вновь – в земные страсти, войны?

Иль коммунизм, как лучший из миров,

Примерив к людям, понял – недостойны…

2001

ВРЕМЯ ТРАТИТСЯ...

Отреклись от теории классовой,

Согласились терпеть и молчать.

Время – вспомнить поэмы Некрасова,

Достоевского вновь изучать.

Ах, Добрыни, Алеши Поповичи,

Ах, святая ребенка слеза!

Геть, вас грефы и все абрамовичи,

Ваши «новости» и «голоса».

Сколько пролито слез!

Сколь растратили,

Побросали несжатых полос!

В бесовской толчее демократии

Вроде ладана русский вопрос.

Время тратится, стужей сугробится,

И приметы пока ни к весне, –

К Сатане, ни к Святой Богородице,

К Хакамаде, Чубайсу, Чечне...

2001

РАСКЛАД

«Отец мой был природный пахарь...»

Из народной песни

Ну что, орлы-интеллигенты,

Соколики, тетерева,

Как там «текущие моменты»,

«Свободы» ваши и «права»?

Теперь повсюду тары-бары,

Не жмет, не душит агитпроп.

Вы ж так хрипели под гитары

Об этом – в кухонках – взахлеб!

Ну допросились в кои веки

Почетных званий и наград,

Ну вышли в общечеловеки...

А дальше что? Какой расклад?

Вокруг желудка интересы,

Все те же всхлипы про «судьбу»

Да злые шуточки от беса

Про белы тапочки в гробу.

А не от Бога – болевое

Еще живого бытия:

«Горит, горит село родное,

Горит вся родина моя…»

2001

У РОДНЫХ ОЗЕР

Тополя да березник редкий,

Пристань с лодкой, сенник, сарай.

Закогтились когда-то предки

В этот хлебный, озерный край.

Встанет колос – душе отрада,

И в озерах – живой оброк –

Добывался карась богато,

И коптился-солился впрок.

Так века протекли. А ныне

Укрепились посланцы зла:

Выйдешь в поле,

там гул пустыни,

Гады мрака, им несть числа.

От березника – только вздохи,

Вороньё гомонит на пнях.

В черноземах – чертополохи

При разбойничьих кистенях.

Встретишь друга, он пьян:

– Здорово...

Разговоры, как двух Ярём:

– Ну стряслось...

и довольно, рева,

Будем живы, так не помрем.

Погужуем на этом свете,

А на том отдохнем зато!

Ладно...

Надо б проверить сети,

Может быть, и попалось что?..

2001

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

В ад и в рай посчитал я ступени,

Но ни в ад и ни в рай не попал.

Потоптался у врат заведений:

Те и эти из бруса, из шпал.

Сектор ада – жестокая штука:

Живодерни, жаровни, крюки...

Клиентура здесь та еще: – Ну-ка,

Где тут рай? – обступили братки.

В интонациях – чуть не угрозы,

Прохиндейский, блатной интерес.

Возжелали парить, как стрекозы,

В экологии чистых небес.

Вынь да выложь нектару и меду,

Черной корочки знать не хотят.

О «Гулагах» мусолят колоду,

О «правах человека» бухтят.

– Где тут рай? – прижимает орава.

Леденеют протесты в груди.

–Во-о-н, ворота...

При нынешних нравах

Отворят ведь. Пропустят, поди?

2001

УШЕДШИМ ПОЭТАМ

Нет, необдуманно вы поступили, ребята,–

Рано легли на погосты под хвойные кроны.

Бренную плоть поглотил крематорий заката,

Души спаслись? Ведь и здесь покушались вороны.