Опасный дневник - [29]

Шрифт
Интервал

Когда польский танец окончился, великого князя окружили фрейлины государыни, молоденькие, хорошенькие, нарядные: сестры Чоглоковы — Вера и Лиза, двоюродные племянницы покойной императрицы Елизаветы, графиня Анна Шереметева, дочка первого богача российской империи, сестры Ведель — Анна и Мария. Девушки прибежали к своему голубчику Пунюшке и, не решаясь потормошить наследника престола, — они знали службу и соблюдали пристойность в обращении, — хороводом ходили вокруг него, смеясь и болтая.

А мальчик стоял, задрав носик, важный и, как ему казалось, внушительный, привычно выслушивая комплименты и принимая изъявления преданности: ведь он был сыном императрицы и будущим императором, а они — его верными подданными.

Окончив контрданс, который он танцевал с Шереметевой, Павел завертел головой, отыскивая Никиту Ивановича. Час был, наверное, поздний, и мальчик заторопился скорее лечь спать, чтобы завтра проснуться пораньше, произвести уборку палубы на корабле «Анна» и поиграть в морское сражение до прихода информатора Остервальда.

Увидев Панина, говорившего с испанским посланником Герейра, Павел приложил к щеке ладонь и закрыл глаза, что обозначало: «Хочу спать. Пойдем домой». Никита Иванович принял этот сигнал и отрицательно покачал головой: «Не время, рано, потерпите, ваше высочество».

На глазах Павла выступили слезы. Порошин видел страдания мальчика, усиленные сознанием того, что он опять не сдержался и проявил нетерпеливость, но не мог прийти ему на помощь: гофмейстер великого князя самолично занимался исправлением его характера.

А затем все произошло как обычно. Никита Иванович за секунду до того, как Павел готов был зарыдать от нетерпения, обиды и злости, оставил испанца и увел с бала великого князя, выговаривая ему по дороге за неприличное поведение и учинив крупный разнос по возвращении домой. Павел слушал его, обливаясь слезами, плача, лег в постель и со слезами уснул — день все же был для него утомительным.

Никита Иванович сидел в желтой комнате, постукивая пальцами по столу. Странности Павла его беспокоили. Отчего он все время спешит, зачем смотрит на часы и считает минуты?… Часы? Позвольте, это мысль!..

— От великого князя, Семен Андреевич, — сказал Панин, — надо унести все часы и на вопросы о времени ему не отвечать. Сами так поступайте и камердинерам накажите. Может быть, без часов и отстанет несколько от своей привычки?

— Все исполню, Никита Иванович, — отвечал Порошин. — А странности, как вы справедливо заметили, у его высочества, будем говорить, есть, и причина им та, что с малых лет ведет он жизнь взрослого человека и с таковыми же только и водится.

— Это еще не беда. По крайности дурному от них не научится, — возразил Панин.

— Великому князю, — сказал Порошин, — потребны товарищи в играх. Диодор повествует, что царь египетский, когда родился Сезострис, приказал воспитать вместе с ним всех детей, родившихся в один с ним день, чтобы дать ему друзей и товарищей. Таких было две тысячи. Сезострис, придя в возраст, нашел в них сподвижников многих дел и военной славы.

— Анекдот ваш приведен, может, к месту, — сказал Никита Иванович, — но не все, что в древнем Египте происходило, нам перенимать удобно. С кем попало великому князю играть невозможно. Да и что в этих играх? Течение времени. Государю с малолетства полезно участие в беседах дельных, острящих ум, и такие беседы за его столом ведутся. Не так ли спартанцы воспитывали своих детей, о чем сказано у Плутарха?

Порошин помнил жизнеописания, составленные римским историком Плутархом. У спартанцев был обычай за общий, очень скромный и неприхотливый, стол сажать со взрослыми и детей. Они слушали разговоры о государственных делах, научались шутить без колкости и принимать чужие шутки без обиды. Уменье хладнокровно сносить насмешки спартанцы считали одним из достоинств человека. Каждому из входивших старший говорил: «Речи за порог не выходят».

Спартанский обычай Порошин охотно признал бы, если б можно было положиться на готовность застольных собеседников мальчика Павла вести разговоры, для него небесполезные. Однако постоянные гости Никиты Ивановича слишком легко забывали, в чьем обществе они обедают и сколь назидательной должна быть для великого князя их беседа.

А она была такой далеко не всегда. Недавно, к примеру, вспомнили государя Петра Великого, и князь Иван Барятинский сказал, что этот государь часто напивался пьяным и бил своих министров палкою.

— Верно, — заметил граф Александр Сергеевич Строганов, — это всем доподлинно известно. И представьте — знатные люди от него побои терпели не возмущаясь. Такие дикие нравы были в те старые годы. Один немец-генерал, когда царь его ударил дубинкой, — а она таки была тяжеленька, — сказал: «Рука господня прикоснуся мя». Тут недолго и до кощунства!

— В истории, — продолжал Барятинский, — только двое государей-драчунов известны: наш Петр Первый да покойный король прусский, отец нынешнего Фридриха, с которым так мы не вовремя замирились. Царь Петр был горазд бить своих генералов дома, шведские же его побивали не раз — вспомнить хоть Нарву. И король шведский Карл Двенадцатый был куда более искусным полководцем, ничего, что Полтавскую баталию проиграл. Он войну вел по всем правилам, о коих наш драчун и понятия не имел.


Еще от автора Александр Васильевич Западов
Подвиг Антиоха Кантемира

Название новой книги говорит и о главном её герое — Антиохе Кантемире, сыне молдавского господаря — сподвижника Петра I, и о его деятельности поэта-сатирика, просветителя и российского дипломата в Англии Фракции.


Забытая слава

Александр Западов — профессор Московского университета, писатель, автор книг «Державин», «Отец русской поэзии», «Крылов», «Русская журналистика XVIII века», «Новиков» и других.В повести «Забытая слава» рассказывается о трудной судьбе Александра Сумарокова — талантливого драматурга и поэта XVIII века, одного из первых русских интеллигентов. Его горячее стремление через литературу и театр влиять на дворянство, напоминать ему о долге перед отечеством, улучшать нравы, бороться с неправосудием и взятками вызывало враждебность вельмож и монархов.Жизненный путь Сумарокова представлен автором на фоне исторических событий середины XVIII века.


Державин

На седьмом десятке лет Гавриил Романович Державин начал диктовать свою автобиографию, назвав ее: "Записка из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина". Перечисляя свои звания и должности, он не упомянул о главном деле всей жизни — о поэзии, которой верно и преданно служил до конца дней.Книга А. Западова посвящена истории жизни и творчества яркого, самобытного, глубоко национального поэта.


Новиков

Посвящена Новикову Николаю Ивановичу (1744–1818), русскому публицисту и издателю.


Рекомендуем почитать
Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.