Опасные пассажиры поезда 123 - [32]

Последовали один-два стона да сдавленный вскрик мамаши двух мальчишек, но большей частью пассажиры приняли эту новость спокойно, хотя некоторые обменялись вопросительными взглядами, будто советуясь, как правильно реагировать. Лишь двое казались безучастными — чернокожий бунтарь и хиппи. Правый глаз негра смотрел из-под окровавленного платка ничего не выражающим взглядом. Хиппи с блаженной улыбкой разглядывал носки своих башмаков.

— Заложник, — сказал Райдер, — это форма временной страховки. Если мы получим то, чего хотим, вас отпустят невредимыми. А до тех пор будете выполнять то, что вам прикажут.

Элегантно одетый старик мягко спросил:

— А если вы не получите того, что хотите?

Остальные пассажиры подчеркнуто избегали смотреть на старика, как бы снимая с себя всякую ответственность за соучастие. Они не хотели слышать ответа на вопрос, который он задал. Райдер ответил:

— Мы рассчитываем, что получим.

— А чего вы требуете? — продолжил старик. — Денег?

— Хватит, дед. Заткнись, — вмешался Уэлком.

— Разумеется, денег, чего же еще? — Райдер изобразил под маской подобие улыбки.

— Ясно. Деньги, — старик кивнул, как бы подтверждая, что требование обоснованное. — А если вы их все-таки не получите?

Уэлком снова встрял:

— Я тебя заткну, старикан, я тебе пулю влеплю прямо в твою говорилку!

Старик словно впервые заметил Уэлкома.

— Друг мой, — мягко сказал он, — я всего лишь хочу задать несколько важных вопросов. Мы же все разумные люди, не так ли?

Он снова повернулся к Райдеру:

— А если вы денег не получите, вы нас убьете?

— Мы получим деньги, — ответил Райдер. — Но запомните: мы без всяких колебаний пристрелим каждого, кто будет нам мешать.

— Ладно, — сказал старик. — Нельзя ли узнать — просто из любопытства, — сколько вы запросили? Приятно знать себе цену. — Старик оглядел пассажиров, ища поддержки, но, не найдя ее, рассмеялся в одиночку.

Райдер, не ответив, подошел к голове вагона. Лонгмэн подался ему навстречу.

— Назад, — сказал Райдер. — Ты перекрываешь линию огня.

Лонгмэн отшатнулся в сторону, потом наклонился к Райдеру и зашептал:

— По-моему, у нас тут коп.

— С чего ты взял? Который?

— Вон тот. Ты когда-нибудь видел типа, более похожего на копа?

Райдер оглядел пассажира, на которого указывал Лонгмэн. Он сидел возле хиппи, крупный, неуклюжий, с тяжелой физиономией. На нем был твидовый пиджак, из-под которого виднелась мятая рубашка, землистого цвета галстук, а на ногах — мягкие туфли. Всем наплевать, как одеваются детективы.

— Надо обыскать его, — шептал Лонгмэн, — если это коп, да к тому же еще с пушкой… — Он не владел голосом, и последние слова прозвучали довольно громко.

Раньше, когда обсуждался вопрос, стоит ли обыскивать пассажиров, они отмели эту идею. Шансы на то, что у кого-то окажется оружие, были малы, к тому же только псих решит выхватить свою пушку при таком перевесе сил. Нож у кого-то, может, и есть, но нож угрозы не представляет.

Грузный мужчина и правда был похож на сыщика-ветерана.

— Ладно, — шепнул Райдер Лонгмэну. — Прикрой меня. — Пассажиры усердно подбирали ноги, давая ему дорогу. Райдер остановился над пассажиром в мятой рубашке. — Встать! — Медленно, не отрывая пристального взгляда от Райдера, мужчина встал. Хиппи рядом с ним усердно чесался под своим пончо.

Том Берри

Том Берри уловил сказанное шепотом слово «обыскать». Главарь и толстяк, казалось, внимательно изучают его. На Тома накатила волна жара. Выходит, они его раскололи. Тяжелый «смит-и-вессон» 38-го калибра плотно сидел на ремне, изящное двухдюймовое дуло ощутимо давило на голую кожу под маскирующим пончо. И что же ему теперь делать со своей пушкой?

Вопрос требовал срочного ответа, варианты были очевидны. С точки зрения профессии, долга и присяги оружие — предмет священный, и никому нельзя позволить отобрать его у тебя. Ты должен защищать его, как свою жизнь; по сути, это и есть твоя жизнь, средоточие твоей жизни. Поэтому ты не смеешь дать кому-то другому завладеть им, если только ты не трус, готовый выжить любой ценой. Но именно таким трусом и чувствовал себя Берри. Он позволит им обыскать себя, он позволит им найти и отобрать у него и пистолет, и значок полицейского. Он пальцем не пошевелит, чтобы защитить свою, так сказать, честь. Его немного пощупают, но не более того. Нет никакого смысла убивать безоружного полицейского. Коп без пушки — это не угроза, а лишь посмешище.

Ну и пусть смеются. Как и презрение коллег, это неприятно, но не смертельно. Презрение и насмешки — эти раны имеют свойство со временем заживать.

Итак, он вновь предпочтет смерти позор. Диди, впрочем, не станет расценивать это именно в таких выражениях. Она, возможно, даже обрадовалась бы его решению — по целому ряду причин, среди которых, надеялся он, будет хотя бы одна, не связанная с политикой: в глубине души она любит его. А что касается Департамента полиции в целом и капитана в частности, то тут нет никаких сложностей: коллеги определенно предпочли бы видеть его мертвым, нежели опозоренным.

Главарь направился к нему, и тут инстинкты Тома — называйте это тренировкой, промыванием мозгов, закалкой, как хотите, — окатили презрением его же интеллект, и Том вновь стал копом до мозга костей. Он сунул руку под пончо и стал делать вид, что чешется, на самом деле незаметно подбираясь к револьверу. Его пальцы нащупали тяжелую деревянную рукоять.